Ольга Разумная - Будни ГКБ. Разрез по Пфанненштилю

— Жива! — Ксения резко вскочила, но, скорчившись от боли, снова опустилась на подушку. — Вы думаете — это жизнь? Да лучше бы я умерла сегодня ночью. Всем от этого стало бы только легче!

— Что ты такое говоришь, дурочка! — Ульяна попыталась обнять девушку, прижать к себе, но та резко отстранилась и как затравленный зверек забилась в угол кровати.

«Вот ведь Абраша, вот ведь сукин сын, — подумала Уля, — успел-таки все рассказать девчонке. Небось и родственники все в курсе, не удивлюсь, если кто-то из них уже торопится в больницу с пухлой благодарностью для доктора Либермана». От жалости к девочке и от злости на Абрашу у Ульяны защипало в глазах, но она быстро взяла себя в руки.

— Я понимаю, Ксюш, тебе сейчас очень нелегко, в такие минуты лучше всего помогает поддержка близких. Давай я позвоню кому-нибудь из твоих родственников? Пусть придут, просто посидят рядом, подержат за руку, если нужно, поплачут вместе. Сама увидишь — станет гораздо легче.

— Нет!

— Что — нет? Телефона нет?

— Родственников нет!

— Быть такого не может! — возмутилась Ульяна. — Я сама видела, как к тебе несколько раз приходила одна и та же женщина. Кто она?

— Никто! Слышите? Она мне никто! Я прошу, я просто умоляю вас, Ульяна Михайловна, — Ксения с мольбой сложила руки на груди, ее глаза снова наполнились слезами, — не пускайте ее ко мне! Никогда! Ни под каким предлогом!

— Ладно, ладно, Ксюшенька, ты главное успокойся, в твоем состоянии нельзя так нервничать. — Ульяна с готовностью закивала, а про себя подумала: «С девочкой явно что-то творится, возможно, это реакция на дурные известия, а может, банальный страх смерти, от которой она была всего в каких-то двух шагах. И пусть это обычный каприз, сиюминутная прихоть, но если та расфуфыренная дама настолько неприятна моей пациентке, то я как лечащий врач просто обязана избавить девочку от ее визитов». Немного помолчав, Ульяна проговорила: — Не могу ничего обещать на сто процентов, ведь у нас в больнице свободное посещение, но я очень постараюсь, чтобы эта женщина никогда больше не появилась на пороге твоей палаты.

— Спасибо! Огромное вам спасибо, Ульяна Михайловна! — Впервые за весь разговор губы Ксении тронула легкая улыбка. — Вы даже не представляете, насколько я вам благодарна. Ведь если бы не вы…

— Ну, допустим, — Ульяна жестом прервала ее излияния, — эту постороннюю женщину ты видеть не желаешь, но почему я не могу позвонить отцу твоего ребенка?

— Ребенка? — чуть слышно повторила девушка. Кровь мгновенно отхлынула от ее лица, на нем появилось выражение то ли испуга, то ли сильной душевной боли. — Моего ребенка?

— Ну да. — Ульяна не поняла, почему ее в сущности простой вопрос вызвал такую странную реакцию. — В твоей медицинской карте черным по белому написано, что недавно ты родила совершенно здорового малыша. Кстати, у тебя кто, сын или дочка? — Уля умышленно спросила про пол, надеясь, что воспоминания, приятные для любой мамочки, настроят Ксюшу на положительный лад, придадут ей сил и помогут свыкнуться со страшным для молодой женщины диагнозом — бесплодие.

Однако то, что последовало дальше, заставило доктора Караваеву усомниться в психическом здоровье своей пациентки. Еще несколько минут Ксения пребывала словно в забытьи, глаза ее были прикрыты, губы беззвучно шевелились, повторяя одно и то же слово или имя, которое Ульяна, как ни старалась, не смогла разобрать. Но стоило доктору легонько коснуться руки девушки, как ее мышцы неожиданно напряглись, тело выгнулось дугой, а пальцы конвульсивно сжались, впившись в край кровати.

— Нет! — сквозь зубы простонала она. — Нет у меня больше никакого ребенка!

— Как это нет? — не смогла скрыть своего удивления Ульяна. — Куда же он делся?

— Умер! Погиб! Пропал! Да какая разница?! — уже почти кричала Ксения. — Оставьте меня в покое, что вам всем от меня нужно?! Я не хочу никого видеть!

Это были последние слова, которые Ульяна смогла разобрать. Ксения уткнулась лицом в подушку и зарыдала. Время от времени она еще выкрикивала отдельные слова и угрозы в адрес какой-то Маргариты, но это скорее напоминало истеричный бред больного человека, чем членораздельную речь.

На шум в палату вбежала дежурная сестра:

— Ульяна Михайловна, может, успокоительное вколоть?

— Не надо, — покачала головой Караваева, — просто не трогайте ее какое-то время, а через часок проверьте. Надеюсь, все будет нормально, если нет — сразу зовите меня.

И взглянув в последний раз на плачущую девушку, Ульяна с тяжелым сердцем покинула палату. Разговор, на который она возлагала большие надежды, только усугубил ситуацию.

В Варькину палату Леля влетела без пятнадцати минут шесть, когда образцово-показательные посетители давно достали из сумок домашний провиант и, узнав все последние новости о состоянии здоровья своих приболевших родственников, все чаще поглядывали на часы, дожидаясь той минуты, когда с чистой совестью можно будет покинуть эту пропахшую лекарствами и хлоркой обитель.

— Думала, ты уже не появишься, — с легкой обидой заметила Варвара, когда запыхавшаяся подруга плюхнулась на стул рядом с ее кроватью.

— Неужели соскучилась? — Отдышавшись, Леля взгромоздила на тумбочку объемный пакет с провизией. — Или наконец-то сменила гнев на милость и я могу считать, что высосанный из пальца конфликт исчерпан?

— И то, и другое, — не сводя глаз с пакета с едой, проворчала Варька, — но самое главное — я смертельно проголодалась. Представляешь, тут поваром какой-то заядлый борец с лишним весом работает, его стряпню есть просто невозможно. Давай доставай все, что у тебя там так вкусно пахнет.

— Так, значит, мир? — пользуясь своим временным преимуществом, на всякий случай уточнила Леля.

— Да мир, мир! — отмахнулась Варвара, вожделенно потирая руки в предвкушении предстоящей трапезы.

— А что Лизавета? — поинтересовалась Леля, вынимая из пакета термос с бульоном, пирожки, лоток с творожной запеканкой и множество разнообразных кулечков и сверточков. — Она же вроде обещала зайти.

— Заходила. — Варька тоскливо кивнула на бутылку кока-колы и упаковку чипсов. — Правда, была еще пара сникерсов, но их я уже съела.

— Ты съела сникерсы?! — ужаснулась Леля. — Да-а-а… дело действительно плохо. Бульон подогреть? Я вроде видела в коридоре микроволновку.

— Не надо, и так сойдет. — Варвара поспешно схватила чашку с ароматным куриным бульоном.

Пока оголодавшая на казенных харчах подруга уминала за обе щеки домашние деликатесы, Леля осмотрелась. На краешке Катиной кровати примостился невысокий щупленький мужичок в очках и со смешной лысиной на затылке, которую он тщетно пытался замаскировать жидкими прядками с висков. Супруги сидели рядышком, щека к щеке, и о чем-то вполголоса переговаривались. Вернее, говорила в основном Катя, а ее неказистый супруг лишь брезгливо морщился и недовольно качал головой. От этого жидкие прядки на его лысине разлетались в разные стороны, он же привычным движением руки укладывал их на место. «Надо же, — подумала Леля, — какая странная пара, на вид они совершенно не подходят друг другу — веселая, общительная болтушка Катя и этот угрюмый, невзрачный тип с несуразной прической. Любопытно, зачем он их так зачесывает, на мой взгляд, обыкновенная лысина смотрелась бы куда симпатичнее».