Даниэль Глаттауэр - Навеки твой

Правда, с каждым днем без «происшествий» в Юдит росло и сострадание. Ханнес оказался, пожалуй, в еще более жалком положении. Для нее он был не более чем обидная «неудавшаяся попытка», олицетворенное подтверждение тому, что одной лишь страстной любовью не вызвать в другом человеке ответное чувство. Неловкость ситуации усугублялась тем, что Юдит со своим богатым жизненным опытом попалась в такую нехитрую ловушку. Ему же предстояло пережить то, что он получил от ворот поворот от женщины, которую ставил в центр вселенной и сделал средоточием всех своих вожделенных мечтаний. Юдит проклинала себя за то, что долго пассивно наблюдала за тем, как Ханнес все глубже погружался в свою любовь.

И кто теперь поддержит его? Друзей у него, скорее всего, нет, он о них никогда не упоминал. Попробовать найти сочувствие у бывших женщин, родственников? Но Ханнес хранил в тайне свою прежнюю жизнь. Со своей младшей сводной сестрой и семьей он не поддерживал контактов. Его отец умер, когда Ханнес был еще ребенком. Мать с отчимом жили в Граце. О них он рассказывал неохотно и скупо. Значит, остаются лишь две его бледные, лишенные очертаний сослуживицы?

Через восемь дней в полдень Юдит отважилась позвонить ему с работы: как дела? Ханнес: спасибо, Юдит, потихоньку справляюсь. Обращение (он впервые назвал ее по имени, а не любимой), тональность голоса, настроение, формулировка и, наконец, само содержание его ответа успокоили Юдит.

— Пытаюсь отвлечься работой, — продолжил Ханнес. — Мы получили пару крупных заказов.

«Мы»… Юдит отчетливо почувствовала, что она не является частью этого «мы». Работа, заказы, отвлечение — все эти слова начинались не с буквы Ю.

— А как ты, Юдит?

Она: а-а, так себе. Он: часто приходится ездить? Она: нет-нет, в основном здесь, ближе к дому. Как говорится, мне требуется покой и удаление от… всего. Мне снова нужно обрести себя. Он: ясно. Понимаю тебя. Тебе это будет непросто. (Потихоньку надо было закруглять этот бессодержательный разговор, иначе можно было впасть в меланхолию.)

Он: как ты собираешься праздновать свой день рождения послезавтра? Этот вопрос ее ошарашил. До сего времени ей удавалось сдвигать эту дату на поздний срок. Он же, наверное, обвел этот день в календаре жирным сердечком. Он: с семьей? — Я… Я пока не думала на эту тему. Само решится, — солгала она. Он: если ты с ними увидишься, передавай от меня сердечный привет. — Непременно. Спасибо, Ханнес. Это «спасибо» стало достойным ответом на его прекрасное, формальное, дистанцированное, холодно уважительное приветствие.

Он: ладно, мне пора возвращаться к делам. — Фантастика! Она: да, мне тоже. Тогда пока. Он: да, еще одно, Юдит. Ты разгадала загадку? Она: какую загадку? Он: загадку с розами. Что у них общего? Ты поняла? Это была несложная загадка. Его голос снова перешел в просветленную тональность. Разговор следовало немедленно прекращать.

— Все розы объединяло то, что они желтые, — торопливо ответила Юдит, плохо скрывая скуку.

Он: ты меня разочаровываешь. Загадка легкая, но не настолько. Посмотри еще раз, обещай мне, что посмотришь. Ведь ты собрала их все? Они не должны были завять. — На это она не нашла что ответить. Слово «любимая» должно было стать последним.

В третью субботу июля пришел холодный фронт. В этот день ей исполнилось тридцать семь. И она встретила эту дату одиночкой, к тому же дома у мамы. Приехали Али с Хеди, которая была на сносях. Похоже, их будущий ребенок планировал отметить свой первый день рождения в один день с Юдит.

Уже само приветствие поразило ее церемониальностью. Мама была радостно взволнована, чего не случалось уже многие годы. В Али было трудно узнать ее прежнего брата. Он был выбрит, в наглаженной белой рубашке и беспричинно улыбался, будто жизнь с некоторых пор стала казаться ему веселой. У Юдит складывалось впечатление, что они приготовили нечто необычное.

— Ханнес, к сожалению, не смог прийти, — попыталась оправдаться Юдит, хотя, к ее удивлению, никто о нем не спрашивал. И на ее объяснение не последовало никакой реакции. Она рассчитывала продержаться хотя бы час, прежде чем дойдет дело до рассказа о разрыве отношений со всеми деликатными подробностями. А рассказать она твердо решила.

— Сегодня всех нас поджидает особенный сюрприз, — объявил Али, который прежде никогда не брал слово первым на семейных торжествах. Все стояли вокруг стола, освещаемого свечами.

— Сюрприз для всех? — уточнила Юдит.

— Да, он ждет в спальне, — выдала секрет Хеди.

— Нет, пожалуйста, нет, — пробормотала Юдит. Сюрпризов ей уже хватило на всю оставшуюся жизни.

Али постучал в дверь, полный ожиданий, как в детстве, когда они верили, что к ним может прийти младенец Христос. Дверь отворилась. Пара голосов затянула неуместную, как ей показалось, песенку «С днем рождения, дорогая Юдит!». Ее удивлению не было предела. Из уст непроизвольно вырвалось: папа! С ума сойти! Не может быть! Как ты здесь оказался?

Отец обнял Юдит. И сделал это сердечно, к чему она не привыкла за годы общения с ним. Затем они проворно поделили между собой одинаково завернутые в золотистую бумагу подарки и вручили имениннице, чокнулись шампанским под тосты «С днем рождения! За то, чтобы всегда быть вместе!» и тому подобное. Разумеется, не забыли и о здоровье.

Вскоре сели за стол. Али, с которым отец был непривычно ласков, обошел компанию с фотоаппаратом. Поводом для домашней фотосессии послужил папин жест — он положил руку маме на плечо — воистину трогательная картина, какой Юдит не видела со времен учебы в начальной школе. Между делом в разговорах просочилось, что они снова «сблизились» и уже пару месяцев встречаются. Али шепнул Юдит, что предвидится «вторая попытка» наладить совместную жизнь.

Юдит выпустила всю радость наружу. Целых двадцать лет она ждала, когда отец одумается и вернется в семью. Для нее это стало настоящим подарком, одним из самых лучших, какие только могут быть, словно родился маленький братишка и все вокруг преобразилось счастьем. Папа с мамой в гармонии за одним столом — об этой нехитрой, но действенной терапии как раз сейчас заговорил возбужденный Али.

— А теперь за тебя, Юдит! — подняла бокал мама.

Приятный час, реально напомнивший ей о праздновании дней рождений в начале восьмидесятых, завершился. Торт с толстым розовым слоем сахарной глазури съели. Фамильной идиллией насладились. Теперь настал черед поговорить и о неприятных вещах.

Мама: детка, твоя жизнь нас беспокоит. Стоило папе подсесть рядышком и закивать в знак солидарности с мамой, как сладостно-вкрадчивый материнский упрек приобрел привкус горечи и строгости. Али отвел взгляд. И это тот самый Али, младший братик, кто никогда не принимал чьей-то стороны, избегал любых конфликтов, кто всегда старался найти равновесие! Хеди положила ладони на живот, будто хотела закрыть своему ребенку глаза и уши.