Рафик Шами - Секрет каллиграфа

И никто из них не ушел разочарованным.

Ибрагим ударом ноги распахнул деревянные ворота и с воплем Тарзана выбежал на середину школьного двора.

— Где этот сукин сын! Мы не пособники дьявола, мы честные католики! — кричал он.

Навстречу ему вышел директор школы, коренастый человек в очках. Однако не успел он выразить свое возмущение происходящим, как получил такую оплеуху, что был сбит с ног и отброшен на несколько метров. При этом с головы у него слетел парик, что сильно напугало каменщика, решившего было, что он одним ударом скальпировал директора, как в фильмах про индейцев.

Поверженный заскулил и тут же получил еще один удар в живот. При этом Ибрагим держал его за правую ногу, как будто набивал мешок хлопком. Директор умолял возмущенного родителя отпустить его. Ведь он-то никогда не сомневался в том, что Ибрагим — добрый католик. И вообще, у него болит зуб.

— Где тот сучий сын, что обидел Гирги? — зарычал каменщик.

Ученики выбежали во двор, уроки были сорваны.

— Кудси… в туалете. Он спрятался в туалете… — задыхаясь от возбуждения, сообщил один из них.

Тут каменщик увидел в толпе своего сына, бледного и с растерянной улыбкой на лице.

Возмущенный отец бросился в указанном направлении. Дети устремились следом. Сначала из туалета доносились удары, которые были слышны даже во дворе, потом Кудси стал молить о пощаде, повторяя при этом: «Вы хороший христианин… Добрый католик… Нет… Гирги хороший ученик, а я…» А потом все стихло.

Наконец взмокший от пота Ибрагим снова появился во дворе.

— И так будет с каждым, кто тронет Гирги или скажет, что мы плохие христиане, — провозгласил он.

И с этого дня Гирги оставили в покое.

Но была еще одна причина, по которой Салман завидовал сыну каменщика. У этого бледного мальчика, чей отец был беден как церковная мышь, всегда водились деньги. На переменах он покупал сладости в школьном киоске, а потом аппетитно лизал, сосал и грыз содержимое разноцветных пакетов и ни с кем не делился.

Салману отец не давал ни пиастра, даже когда бывал пьян.

У их соседей тоже не водилось денег, и когда Салман помогал им, с ним расплачивались в лучшем случае свежими фруктами или цукатами. Только продавец овощей Шимон мог заплатить монетой, но такое случалось лишь тогда, когда он получал достаточно заказов. Конечно, давал он мало, но были еще чаевые, а потому Салман всегда соглашался помогать Шимону, когда тот его звал.

Салман мог весь день носить фрукты и овощи в дома, где готовились свадьбы или какие-нибудь другие торжества, чтобы заработать несколько пиастров. А в перерывах сидел на корзине и наблюдал за торговлей Шимона. Иногда даже давал ему бесплатные советы.

Шимон был превосходным кулинаром, в противоположность своей жене — маленькой, бледной женщине, умершей от внутреннего кровотечения. Она мало ела и в плохом настроении весь день беспокойно шастала по квартире. Шимон любил жену и сказал как-то, будто она что-то потеряла, но никому не говорит, что именно. Действительно, эта женщина с тех самых пор, как умерла ее мать, вечно что-то искала. И каждый вечер ложилась в постель с твердым намерением наутро продолжить поиски.

Шимон часто консультировал своих покупательниц. Ему было известно, какие именно овощи, пряности и травы возбуждают мужчин в определенное время года, а какие усмиряют. Не в меру пылким он прописывал помидоры, морковь, инжир, бананы, укроп, мяту и шалфей. Инжир, кориандр, перец, артишоки, гранат и абрикосы рекомендовал, напротив, недостаточно активным. И постоянно советовал дамам использовать вместо духов масло нероли, которое лично перегонял из цветков померанца.

Обычно его лечение давало немедленный результат, и дамы горячо благодарили Шимона. Однако случались и промахи. Салман сам слышал, как одна расстроенная женщина говорила зеленщику, что ее супруг стал еще слабее от его снадобий. Тот внимательно выслушал ее и задумался.

— Значит, у твоего мужа неправильная печень, — наконец сказал он и рекомендовал женщине подходящий для таких людей овощ.

В случае повторного обращения денег он, как правило, не брал.

Салман плохо представлял себе, чем неправильная печень отличается от обычной, однако соседок диагноз Шимона привел в восторг.

Иногда, когда в лавке выдавалась спокойная минутка, зеленщик доставал из корзины какой-нибудь овощ — баклажан, артишок или головку сельдерея, — гладил его ладонью и доверительно наклонялся к Салману:

— Знаешь, что можно приготовить из него одного? — И продолжал, не дожидаясь ответа: — Двадцать два блюда, мы с Софией подсчитали недавно. Двадцать два совершенно не похожих друг на друга блюда. Представь себе стол, крытый белоснежной скатертью, а на нем множество разных чаш и мисок — узких и широких, плоских и глубоких, прямоугольных и круглых. И в каждую положено по доброй порции закуски из баклажана, артишока или, скажем… картофеля. И по всему столу рассыпаны лепестки роз, красных и желтых. А возле моей тарелки стоит бокал сухого ливанского вина. Что еще может предложить мне Господь в раю, а?

И Салман не нашел ничего лучшего, как сказать ему в ответ:

— Кальян и чашку кофе с кардамоном.

Шимон засмеялся, погладил Салмана по голове и несильно дернул за ухо:

— Ах, мальчик, мальчик… С тобой все в порядке, это я тебе говорю. И если отец не убьет тебя по пьяни, из тебя выйдет толк, попомни мои слова.

Работать у Шимона было нетрудно, однако зеленщик настаивал, чтобы мальчик всегда являлся к нему вымытым, причесанным и в чистой одежде.

— Фрукты и овощи услаждают глаза и нос, прежде чем доставить удовольствие желудку, — повторял он.

Сам зеленщик отличался безупречной аккуратностью, в чем превосходил, пожалуй, даже аптекаря Иосифа. Один раз он отправил Салмана домой, когда тот пришел в лавку потный после футбольного матча.

— Ты лицо моего магазина. Что подумают обо мне люди, если увидят тебя грязным?

И это было справедливо, потому что Салман носил корзины только в богатые дома. Их внутренние дворы походили на райские кущи, которые расписывал пастор Якуб на уроках Закона Божьего. Именно поэтому Салману больше нравилось разносить покупки, чем помогать в лавке.

Салману щедро платили все заказчики, кроме одного известного скряги. Им был университетский профессор, который всегда давал деньги только в конце месяца.

— Есть вещи и поважнее монет, — учил мальчика Шимон. — Такие покупатели — украшение моего магазина.

— Почему вы не женитесь? — спросил однажды Салман профессора.

— Я так уродлив, — рассмеялся тот, — что дал бы развод самому себе, если б мог.

Среди постоянных покупательниц были женщины, которые каждый раз благодарили Салмана то конфеткой, то кусочком шоколада, то поцелуем в щеку. Но особенно нравилось ему относить овощи вдове Марии, которая жила в богатом доме одна. Ее двор походил на джунгли, где водились даже три попугая.