Владимир Файнберг - Словарь для Ники

С этой минуты почувствовал, что монах наблюдает за мной.

Я наслаждался ароматным, обжигающим кофе, запивал каждый глоток ледяным соком и думал о том, что вскоре впервые в жизни увижу Средиземное море, и о том, что оставшихся денег может не хватить на такси, чтобы хоть под утро вернуться в отель «Экспо».

Монах встретился со мной взглядом, тихо произнёс по–итальянски:

— Хутто бене. Все хорошо.

И так улыбнулся, что я вышел из бара, унося эту улыбку в сердце. Навсегда.

Как эти барабаны называются у них в Нигерии? Там–там?

Франк сидит, зажав между коленями высокий, расписанный цветными узорами африканский барабан, колотит в него чёрными ладонями с розовыми пальцами, поёт христианские гимны.

Он давно, несколько десятилетий живёт в Москве. У него русская жена Нина, дочка Лиза.

Не знаю, какие сны ему здесь снятся. Навряд ли слоны и жирафы родины. Скорее всего, и во сне он пытается защитить лицо от напавшей на негра банды.

Он бьёт в барабан.

Ника! Мне стыдно за то, что к этому высокому, по–своему элегантному человеку без конца привязываются милиционеры, отнимают честно заработанные деньги. Я боюсь за будущее его смуглой дочери.

Барабан гулко рокочет. Говорит о том, что думает и о чём не рассказывает барабанщик.

Франк любит Россию.

…До меня и сейчас доносится грохот его барабана.

Чем ближе пастухи подгоняли отару к высокой бетонной ограде, тем беспокойнее становились овцы. Они тревожно блеяли, вставали на дыбы.

Когда же перед ними распахнулись широкие ворота, отара остановилась как вкопанная.

И начала пятиться. Пастухи хлопали бичами, но никак не могли сдвинуть её с места.

И тут навстречу отаре вышел баран. Большой, холёный, с аккуратно расчёсанной шерстью. Он пристально посмотрел на овец, несколько раз призывно проблеял. И тут же все они побежали под его защиту, дружно топоча копытцами.

Ворота закрылись. Пастухи остались снаружи.

Баран, самодовольно подрагивая курдюком, вёл отару из большого двора в малый, который вдруг стал сужаться и превратился в длинный коридор под кровлей. Копыта стучали по выбитой, без единой травинки земле.

Коридор вёл растянувшуюся отару к зияющему чернотой входу куда‑то, откуда пахло кровью и смертью.

Овцы замерли. Потом заметались, заблеяли, все как одна в панике полезли друг на друга, ища дороги назад. Но прочные дверцы за ними были уже заперты.

Баран обернулся. Снова пристально глянул, подал голос.

И все стадо тупо заторопилось за ним. В разделочный цех скотобойни.

Там каждую из овечек ждал сбивающий с ног удар электротока, острый крюк на цепи, вздымающий на высоту конвейерной ленты, под которой с большими ножами орудовали свежеватели в окровавленных клеёнчатых фартуках.

А баран уже стоял в своём стойле, пережёвывал сочную свежескошенную траву.

С тех пор как я впервые принял участие в похоронах, а позже прочёл серию бальзаковских романов под знаменательным названием «Человеческая комедия», я понял: в этой земной жизни все–все наши беды (а также и радости!) временны, преходящи.

Поэтому паническое отношение к любой беде в некотором, высшем смысле — комедия. Особенно если помнить об обещанной Христом после нашей смерти вечной жизни.

Уверенность в том, что так и будет, помогает достойно встретить любую беду.

«Чужую беду рукой разведу», — укорит меня кто‑то, кому сейчас плохо; кое‑кто наверняка сочтёт простаком, поверившим в христианские басни. Там поглядим! После ухода с этого плана бытия.

По своему опыту знаю, она схожа с морозом. Мороз может то усиливаться, то слабеть, но гнёт его ощущаешь постоянно.

Гениальный художник Ван Гог всю жизнь прожил в жесточайшей бедности. При этом многие его картины полны солнечного тепла. Взгляни хотя бы на «Ветвь сирени» или на знаменитые «Подсолнухи».

Даже написанный в один из самых трагических моментов его жизни «Автопортрет с отрезанным ухом» — свидетельство величайшего мужества человека.

В конце концов мороз постоянной бедности убил художника, но не его запечатлённую в картинах бессмертную душу.

Не бывает бездарных людей. Убежден, каждый может проявить себя исключительно талантливым человеком. И стать счастливым. Талант заложен в каждом. У каждого — свой.

Но сколько же вокруг бездарных политиков, проповедников, художников от слова «худо», «певцов» и «певиц»!

Все они в душе глубоко несчастны и всячески стараются это скрыть. Прежде всего от самих себя.

Как часто человек не прислушивается к голосу сердца, а из честолюбия ступает на несвойственный ему путь. Предав свой талант — дар Божий, он становится бездарным.

Подобные люди внешне улыбчивы, приторно любезны и при этом скрытны, злы и мстительны.

Каждую секунду боятся, что их разоблачат. Всплывет, что они занимают не своё место.

А их место остаётся пусто…

Все мы, так или иначе, обитаем на берегах рек или морей. Даже если наше жилище находится далеко от воды.

Многие позабыли о живом покрове синевы, обнимающем большую часть поверхности земного шара.

Человек с сухопутной психологией обеднён, одномерен. А ведь почти все поселения возникли на берегах рек и морей — водных готовых дорог, которые не нужно ни мостить, ни асфальтировать. Да ещё вместо двигателей дармовая сила течения и ветра, надувающего паруса.

«А в городе река была.

Она зимой и летом полузабытая текла за низким парапетом».

Ранней весной во время ледохода я подростком шёл вдоль берега Москвы–реки, видел, как на кружащихся льдинах проплывают следы чьей‑то лыжни, разбросанное сено, поломанная бочка… Свидетельства жизнедеятельности далёких верховьев несло мимо Кремля в сторону Волги.

Быть может, тебе покажется странным, Ника, но именно с тех пор я осознал, что живу на берегу. И стало повеселей. Волнует душу, если с лодки или с борта корабля видишь проплывающие неподалёку края земли.

То эти нависшие над прудом с кувшинками плакучие ивы, то южный обрез Кавказа с его густо поросшими лесом горами, то плавни Днепра с хатками среди высоких камышей, то изрезанные заливами берега материковой Греции, то пролив Екатерины при выходе из Охотского моря в Тихий океан…

Перемещаться в безбрежном пространстве не так волнующе, как в виду берегов.

Изредка наблюдая его, немного завидую. Действительно бес–печный. Так сказать, без печки, тёплого угла, уюта.

И всегда весел.

Формально не имеет никакого образования. И — великолепный знаток кинематографа, оперной музыки, джаза. Может сам отремонтировать квартиру, сшить при помощи швейной машинки одежду, вроде бы из ничего сварганить вкуснейший обед. Для других. Но не для себя.