Аля Аль-Асуани - Чикаго

Но и на этот раз американская капиталистическая система все-таки смогла временно справиться с кризисом, не вошедшим в учебники истории. Инвестиции породили несколько новых миллионеров, тогда как большинство горожан опустились на самое дно. И все-таки пророчество Джона Райта сбылось. Не прошло и нескольких лет, как Чикаго стал еще более сильным и прекрасным, навсегда закрепив за собой статус самого важного города на Западе, третьего по величине города Америки и основного коммерческого, промышленного и культурного центра не только американского, но и мирового значения. Популярная в то время песенка начиналась словами «Чикаго — вновь король Запада».

Подобно родителям, дающим ласковые имена ребенку, который выжил после смертельной болезни, американцы придумали множество названий любимому Чикаго. «Королем Запада» они назвали его за важность и красоту, «Городом Ветров» за резкие ветры, дующие здесь круглый год, «Городом Века» за быстрый рост, «Городом Широких Плеч» за гигантские здания и рабочих, составляющих большинство его жителей, «Городом Будущего» за надежду, которую возлагают на него американцы, переселяясь сюда в поисках лучшей жизни, «Городом Пригородов» за то, что он окружен семьюдесятью семью предместьями, где живут люди разного происхождения — африканцы, ирландцы, итальянцы, немцы, принесшие в свой район национальные обычаи и культуру.

Со времени «большого пожара» прошло сто тридцать лет, но память о нем остается как шрам на красивом лице. Время от времени жители Чикаго, у которых выработалось особое отношение к огню, вспоминают о нем с печалью и ужасом. Если в любой другой точке мира прозвучит слово «пожар», это не вызовет такой реакции, как у чикагцев. Страх перед огненной стихией заставил горожан создать лучшую в мире систему пожарной безопасности. На месте дома Катрин О'Лери, откуда начался пожар, была открыта пожарная академия. Каждый житель города внес посильный вклад в то, чтобы трагедия не повторилась. Городские чиновники, в шутку, но не без гордости, любят повторять фразу: «Система пожарной безопасности Чикаго настолько эффективна, что предупреждает о пожаре еще до того, как он начался».

Откуда Шайме Мухаммади знать эту историю? Ведь всю свою жизнь она провела в Танте, из которой выезжала лишь несколько раз: в Каир на свадьбу к родственникам и еще в детстве в Александрию на летние каникулы с семьей. А в Чикаго в один прекрасный день Шайма попала из Танты нежданно-негаданно — как человек, не умеющий плавать, бросается прямо в одежде в морскую пучину. Каждый, кто видит ее идущей широким уверенным шагом по коридорам медицинского факультета Иллинойского университета (в просторной мусульманской одежде и черном платке, спадающем на грудь, в обуви на плоской подошве, без грамма косметики на провинциальном лице, которое вспыхивает румянцем по малейшему поводу, с таким тяжелым и неправильным английским, что легче объясниться с ней жестами), непременно задается вопросом: что привело эту крестьянку в Америку?

А причин много. Во-первых, Шайма Мухаммади была лучшей среди отличников медицинского колледжа Танты, обладала проницательным умом и невероятной работоспособностью. Много часов подряд без сна, прерываясь только на молитву и для того, чтобы поесть или сходить в туалет, она могла сидеть и заниматься. Уроки она делала спокойно и сосредоточенно, не спеша и не дергаясь: раскладывала перед собой на кровати учебники и тетради, садилась по-турецки, распускала свои мягкие волосы, поворачивала голову немного вправо, затем наклонялась и аккуратным убористым почерком конспектировала урок. Она с наслаждением заучивала конспект, как будто занималась любимым делом, словно в разлуке ткала одежду любимому. И ее кандидатуру на прохождение стажировки быстро утвердили.

Во-вторых, Шайма была старшей дочерью профессора Мухаммади Хамида, бессменного директора средней школы Танты для мальчиков. Из-под его крыла вышло много ребят, которые, повзрослев, заняли важные должности. И через пять лет после кончины профессора люди из провинции аль-Гарбия не переставали вспоминать о нем с уважением и любовью и искренне молиться о ниспослании ему Божьей милости, ведь он был редким, почти исчезнувшим образцом педагога — честным, беспристрастным, требовательным и добрым. Однако жизнь профессора Мухаммади, как у всех у нас, не была безоблачной. Провидению было угодно не дать ему сына и подарить трех дочерей, после чего он прекратил всякие попытки обрести сына и впал в отчаяние, преодоленное тем не менее благодаря безмерной любви к дочкам, в воспитание которых он ушел с головой. Он обучал их тому же, чему и мальчиков в школе, — прямоте, усердию и вере в себя. Результат оказался замечательным: Шайма и Алия стали ассистентками профессора медицины, а младшая, Нада, работала ассистенткой на кафедре коммуникаций инженерного факультета. Полученное воспитание позволило Шайме принять вызов и уехать в Америку.

И третье, самое важное. Шайма, которая перешла тридцатилетний рубеж, была еще не замужем. Статус ассистентки в медицинском колледже существенно понижал ее шансы — ведь восточный мужчина, как правило, предпочитает, чтобы невеста была менее образованной, чем он сам. Данных для скорого замужества у Шаймы тоже не было: широкая одежда полностью скрывала фигуру, лицо не привлекало красотой и своими простыми чертами вызывало у мужчин лишь симпатию. А этого, естественно, недостаточно, чтобы подвигнуть к браку. Богатой она тоже не была, жила с сестрами и матерью на университетскую зарплату и скромное пособие за отца, который в свое время категорически отказался подрабатывать в странах Персидского залива и давать частные уроки.

Ко всему прочему Шайма, несмотря на свою образованность, была полной невеждой в искусстве соблазнения, которым с большим мастерством владеют все женщины — либо открыто, прибегая к макияжу, духам, облегающей одежде, демонстрирующей все прелести, либо исподволь, используя волнующее целомудрие, искусительное стеснение, двусмысленное замешательство и чарующий сладкий тембр, пронзая цель взглядом, полным печали и тайны. По какой-то причине Шайма была лишена всех этих хитростей, которыми природа наделила женщин для продолжения рода. Но это вовсе не значит, что она была недостаточно женственной, наоборот, ее переполняла женственность, которой хватило бы на нескольких обычных девушек, но она не умела себя подать. Женское естество мучило ее, у нее быстро менялось настроение, и она могла легко расплакаться. Напряжение проходило, только когда в запретных мечтах она представляла себя рядом с Каземом Сахером [1] Казем Сахер — популярный иракский певец, поэт и композитор. и во время наслаждения, получаемого украдкой от своего обнаженного тела (после чего каждый раз она каялась и молилась об искуплении грехов, но вскоре снова прибегала к тому же). Ее душевные страдания от того, что она все еще была не замужем, повлияли на решение уехать в Америку, как будто так она смогла бы забыть о своем состоянии или убежала бы от реальности. В течение долгих месяцев она прилагала неимоверные усилия, чтобы оформить стажировку: прошения, заявления, бесконечные хождения с факультета в администрацию и обратно. Затем тяжелые нервозные объяснения с матерью, которая, зная, как сильно дочь хочет уехать, выплеснула весь свой гнев, прокричав в лицо: