Кормак Маккарти - Содом и Гоморра. Города окрестности сей

— А где Орен? — спросил высокий.

Джон-Грейди оглядел кобылку. На вид она была нервной, что естественно для молодой лошади, выгруженной в незнакомом месте. Хромая, он обошел ее, чтобы осмотреть с другого бока. Кося глазом, она следила за ним.

— Поводите ее по двору.

— Что?

— Поводите ее по двору.

— А Орен-то здесь, нет?

— Нет, сэр. Его сейчас нет. Тренером буду я. Вы просто чуток поводите ее, чтобы я на нее посмотрел.

Минуту мужчина стоял в задумчивости. Потом вручил чумбур напарнику:

— Поводи ее немного, Луис. — Бросил взгляд на Джона-Грейди; Джон-Грейди наблюдал за кобылой. — А в котором часу он вернется?

— Его не будет до самого вечера.

Постояли, глядя, как низкорослая двухлетка ходит туда и сюда.

— А вы что — точно квалифицированный тренер?

— Да, сэр.

— А что это вы у нее все выискиваете?

Джон-Грейди еще раз оглядел лошадь и перевел взгляд на мужчину.

— Эта лошадь хромая, — сказал он.

— Хромая?

— Да, сэр.

— Ч-черт, — сказал мужчина.

Его напарник, который вываживал лошадь, оглянулся через плечо.

— Нет, ты слышал это, Луис? — крикнул ему мужчина.

— Ага. Я слышал. Что будем делать? Хочешь ее сразу пристрелить?

— Почему вы решили, что эта лошадь хромая? — спросил мужчина.

— Так ведь… Сэр, это же не важно, что и почему я решил. Она хромает на левую переднюю ногу. Дайте-ка я гляну.

— Веди ее сюда, Луис.

— Думаешь, она дойдет?

— Не знаю.

Луис подвел к ним лошадь, Джон-Грейди прислонился к ней плечом и, подняв ей переднюю ногу, зажал между коленями и осмотрел копыто. Большим пальцем ощупал стрелку, провел по стенке копыта. Он прислонился к ней, чтобы почувствовать ее дыхание; теперь он с ней заговорил, одновременно достал из заднего кармана носовой платок, который смочил слюной и начал протирать им стенку копыта.

— Кто это сюда налепил? — спросил он.

— Налепил что?

— Эту мастику. — Он протянул им платок, показывая, как тот выпачкан.

— Не знаю, — растерялся мужчина.

— На этом копыте у нее трещина, которую кто-то залепил воском и замазал мастикой.

Он выпрямился, отпустил ногу лошади и потрепал ее по плечу, после чего все трое стояли, молча глядя на лошадь. Высокий сунул руки в задние карманы. Повернулся, сплюнул.

— Н-да, — сказал он.

Мужчина, державший лошадь, носком сапога рыл землю, глядя в сторону.

— Когда мы это скажем старику, он усрется.

— А вообще-то, где вы ее купили?

Мужчина вынул одну руку из заднего кармана и поправил шляпу. Покосившись на Джона-Грейди, вновь стал смотреть на кобылу.

— Так я могу ее у вас оставить? — спросил он.

— Нет, сэр.

— Так разрешите мне хотя бы до прихода Орена ее здесь оставить, чтобы нам с ним это дело обговорить.

— Не могу.

— Почему нет?

— Просто не могу, и все.

— То есть нам, значит, опять ее грузить и выметаться?

Джон-Грейди не ответил. Но смотрел мужчине в глаза и не отвел взгляда.

— Мы были бы вам очень благодарны, — сказал мужчина.

— Нет, ничего не могу сделать.

Тот посмотрел на человека, держащего чумбур. Посмотрел на дом, опять посмотрел на Джона-Грейди. Потом полез в карман, вынул бумажник, открыл его и, вынув десятидолларовую купюру, сунул бумажник обратно, а купюру протянул парню.

— Вот, — сказал он. — Положите это в карман и никому не говорите, где взяли.

— Нет, я действительно не могу этого сделать.

— Да ладно вам.

— Нет, сэр.

Лицо мужчины потемнело. Он стоял, продолжая протягивать купюру. Потом сунул ее в карман рубашки.

— Вас-то это никаким боком не коснется!

Джон-Грейди не ответил. Мужчина повернулся и снова сплюнул:

— Во всяком случае, лично я с этим марафетом ничего общего не имею, если вы на меня думаете.

— Я ничего такого не говорил.

— Значит, выручить человека вы отказываетесь, я вас правильно понял?

— Если это называется «выручить», то да.

Мужчина еще постоял, глядя на Джона-Грейди. Опять сплюнул. Бросил взгляд на приятеля, потом устремил его вдаль.

— Поехали, Карл, — сказал тот, которого звали Луис. — Черт с ним.

Они подвели лошадь обратно к пикапу с трейлером. Джон-Грейди стоял, наблюдал за ними. Погрузив лошадь, они подняли пандус, закрыли двери и задвинули засов. Высокий мужчина обошел пикап с другого бока.

— Слышь, пацан… — вновь заговорил он.

— Да, сэр.

— Чтоб ты сдох.

Джон-Грейди не ответил.

— Ты слышал, что я говорю?

— Да, сэр. Я вас слышал.

После этого мужчины сели в машину, развернулись и выехали через двор на подъездную дорожку.

Бросив поводья коня во дворе у кухонной двери, он вошел в дом. Сокорро в кухне не было, он позвал ее, подождал, потом вышел снова во двор. Когда уже опять усаживался верхом, она вышла на крыльцо. Приставила ладонь к глазам, прикрываясь от солнца.

— Bueno [21] Здравствуй (исп.) . , — сказала она.

– ¿A qué hora regresa el Señor Mac? [22] Когда вернется сеньор Мэк, не знаете? (исп.)

— No sé [23] Не знаю (исп.) . .

Он кивнул. Она не спускала с него глаз. Спросила, когда вернется он, и он сказал, что когда стемнеет.

— Espérate [24] Подожди (исп.) . .

— Está bien [25] Да ладно (исп.) . .

— No. Espérate , — повторила она и вошла в дом.

Он неподвижно сидел в седле. Конь бил копытом голую землю, иногда встряхивал головой.

— Ладно, — сказал он. — Мы поехали.

Но тут она вновь к нему вышла — уже с его завтраком, завернутым в тряпицу, подошла к стремени, подала. Он поблагодарил ее и, пошарив рукой сзади, сунул завтрак в наспинный карман охотничьей куртки, кивнул и тронул коня. Под ее взглядом подъехал к воротам, наклонился, отодвинул щеколду и, не слезая с седла, отпихнул створку ворот, после чего, пустив коня трусцой, заломил шляпу на затылок, чувствуя на плечах утреннее солнце. В седле сидел очень прямо. Одна нога в бинтах, без сапога, и пустое стремя. Вдоль изгороди следом двинулись герефордские коровы с телятами, громко к нему взывая.

Посреди стада полудикого скота он ехал на Брэнсфордское пастбище, ехал весь день, и весь день ему в лицо дул холодный ветер с нагорий штата Нью-Мексико. Коровы семенили впереди и сзади, какие-то из них, задрав хвост, бежали по каменистым, поросшим креозотами пустошам, а он по ходу дела производил отбор — кого забраковать на мясо. Он был тренером лошадей в той же мере, что и сортировщиком скота, а низкорослый мышастый коник, на котором он ехал, разделял с ним типичное для ковбойских лошадей презрение к коровам: частенько, согнав их плотной кучкой у разделительного забора, конь вдобавок принимался кусаться. Отпустив поводья, Джон-Грейди предоставил коню свободу, и тот сразу отрезал от стада большого годовалого бычка, которого Джон-Грейди заарканил и дернул, но падать телок не захотел. Низкорослый коник стоял растопырив ноги и со всех сил тянул веревку, на конце которой, мотая головой, бился упирающийся телок.