Роберт Стоун - Псы войны

Смитти был слегка шокирован:

— Как это можно печатать в газетах такое вранье? Ведь это незаконно?

Данскин презрительно заулюлюкал.

— Ничего подобного, — отмахнулся Конверс.

— Кто бы говорил, — сказал Данскин Смитти. — От тебя-то словечка правдивого не услышишь.

Несколько минут он задумчиво молчал, потом разразился смехом.

— Ха-ха-ха, бамбуковые колья! — кричал он между приступами смеха. — Когда-нибудь, когда расскажешь эту историю в сто первый раз, знаешь, что я сделаю, приятель? Смастерю такую штуку и воткну тебе в ногу. — Он обернулся к Конверсу и хлопнул его по плечу. — Прямо в его поганую ногу воткну. Пусть тогда рассказывает, как это больно.

Они ехали в чересполосице золотого света и длинных теней; дорога шла по горному хребту над долиной, потом свернула к югу и крутыми виражами стала спускаться вниз. В одной из безлесных седловин они съехали с мощеной дороги и остановились среди известняковых глыб, так чтобы их не было видно. Ниже, на дне котловины, медленно колыхалась грязная вода.

— Отдохнем, — сказал Данскин.

Они выбрались из машины и спустились вниз. Данскин прихватил с собой бутылку рома и галлонную пластмассовую канистру.

— Вот же дыра, — сказал Данскин, подняв голову и озирая горы вокруг. — Сущая дыра. — Он швырнул канистру Смитти. — Набери воды для радиатора. Дальше будет негде.

Он глотнул рому и передал бутылку Конверсу.

— Как дела, мистер Конверс?

— Нормально, — ответил Конверс.

— А ты ничего держишься.

— Что ж, я решил ехать с вами. Могу и потерпеть.

— «Решил»? О чем это ты? Думаешь, ты мог просто так взять и уйти?

Конверс посмотрел на небо. Высоко в безоблачной синеве медленно и неслышно крохотной серебристой черточкой плыл самолет. Ему пришло на ум, что он слишком долго пробыл на земле, стремясь оказаться в воздухе, и довольно много времени в самолете, стремясь оказаться на земле.

Ну, теперь это не имеет значения, так ведь? Подходящее место, чтобы убить человека, думал он. Выстрел, наверно, будет слышно далеко, но кто услышит — на много миль вокруг нет ни души. С верхнего края котловины не видно было ни единого признака человеческой жизни, ни деревянной, ни проволочной ограды. Только самолет в шести милях над ними.

— Тебе безразлично, что с тобой будет?

— Стараюсь быть безразличным.

Данскин сунул руку под кардиган и достал пистолет. Сел на камень и положил пистолет на колено, направив ствол в левую ногу Конверса.

— Видишь эту штуку?

От вида пистолета Конверса охватила сонливость. Веки стали тяжелыми.

— Конечно вижу.

— Похож на обычный тридцать восьмой калибр?

— Не разбираюсь в пистолетах. Однажды у меня был пистолет сорок пятого калибра. Я мог разобрать его, чтобы почистить. — Он пожал плечами. — Это было давно.

— Посмотри, чем он стреляет. — Данскин достал из нагрудного кармана холщовый цилиндрик и протянул Конверсу. — Это — пуля от него. Попадая в цель, она расплющивается и вышибает все дерьмо из человека. Оставляет огромную дырищу в теле.

Конверс зевнул.

— Это оружие безопасников на воздушном транспорте, — сказал Данскин. — Помни об этом, если захочешь угнать самолет.

Смитти тащил канистру наверх по склону, заросшему цветами. Склон был крутой, и он поднимался медленно.

— Пошевеливайся! — крикнул ему Данскин. — Удовольствие надо заработать, недоносок… Хочет ширнуться, — объяснил он Конверсу.

— Он торчит?

Данскин пожал плечами:

— Иногда сам вкалывает себе дозу. Иногда просит меня. Думаю, ему нравится сам процесс.

Они смотрели, как Смитти взбирается по склону, пока тот не исчез за выступом скалы.

— Он застенчивый, — натянуто улыбаясь, сказал Данскин.

— Он мне говорил, что надеется попасть на службу в агентство.

— Кто, Смитти? У него мозгов меньше, чем у эрделя. Да он четвертак от десятицентовика не отличит. Как он собирается работать в агентстве?

— Говорит, что Антейл берет его.

— Ну да, Антейл что угодно скажет: что он может стать кем захочет — губернатором, летчиком…

— А что тебе Антейл говорит?

Данскин медленно покачал головой:

— Остынь, приятель.

— Просто любопытно, — сказал Конверс. — Я знаю, почему Смитти работает на него. Но не перестаю удивляться, почему ты согласился.

— Нравится, вот и работаю. Изучаю человеческие типы.

Из-за скалы появился Смитти и сбежал вниз, болтая руками. Вразвалку, сужающимися кругами побродил у воды и растянулся на земле.

— Вот и я, приятель! — радостно крикнул он.

Данскин взглянул на него со снисходительной улыбкой:

— Привет, Смитти.

— Знаешь что, Данскин? Очень жаль, что нельзя развести костерчик.

— Очень жаль, что нельзя поджарить маршмеллоу [83] Маршмеллоу — популярный десерт на пикниках, аналог пастилы; традиционно готовится на костре. . Очень жаль, что нельзя спеть хором. — Данскин зашелся в астматическом смехе, его лицо собралось толстыми складками, в которых потонули глаза. — Ты просто ребенок.

Данскин подошел и встал над лежащим Смитти:

— Хочешь, расскажу тебе страшилку на ночь?

Смитти, хихикая, закрыл лицо рукой и отполз подальше от ног Данскина.

— Нет, не хочу.

— Ну и ладно. Не хочешь так не хочешь. — Он повернулся к Конверсу и жестко посмотрел на него. — Почему бы тебе не рассказать нам о Вьетнаме? Чем ты там занимался, кроме того, что доставал скэг?

— Так, шатался туда-сюда.

— И все?

— Однажды поднялся по Меконгу на патрульном катере. А еще ходил с Первой дивизией в Камбоджу.

Смитти с неопределенной улыбкой посмотрел на него с земли:

— Убил кого-нибудь?

— Я не был солдатом. Не имел оружия.

— А я бы вооружился, — сказал Смитти. — Всем, чем только можно.

— Большинство на передовой стреляло по шевелящейся листве или по проблескам света. Прямых столкновений было не так уж много.

Он повернулся к Данскину и увидел на лице того ненависть, которая удивила и напугала его больше, чем пистолет.

— Ты ведь осуждаешь эту дерьмовую войну, так? — В глазах Данскина полыхнула глухая неудержимая ярость, и Конверс быстро отвел взгляд. — Ты ведь против насилия и убийства. Ты — выше этого.

— Я всегда… — начал было Конверс. — Да, — сказал он, — я против. Но чтобы быть выше — не знаю.

— Ты презираешь это, так?

Конверс посмотрел в безумные глаза Данскина и почувствовал гнев. Это было незнакомое ощущение.

— Я видел, как люди убивают, — ответил он. — Это не самое страшное. Змея тоже убивает. И комары или несколько тысяч муравьев.

— Ты молодец, Конверс, — хмыкнул Данскин. — Привозишь людям вьетнамский героин, потом учишь их жизни. Чтобы не сделали чего не так, не расстраивали тебя. — Он нежно взял Конверса за воротник и мягко сказал: — Хватит мне тут лажу гнать. Ты — мелкий мстительный жулик, по лицу вижу. Но ты еще и трус. Вот и вся недолга.