Эльчин Сафарли - Тысяча и две ночи. Наши на Востоке (сборник)

…По краю ковра один за другим следуют картуши — «базубанди». Внутри, на темном фоне, зеленые узоры, напоминающие арабскую вязь. Слова из Корана? Нет, такие цитаты помещают только на настенные ковры. По обычному будут ходить люди, а попирать ногами святые слова, по мусульманским традициям, нельзя. Следует помнить, что этот мир с его скорбями — лишь временное обиталище, и каждый день может оказаться последним…

Мы ехали на такси по непривычно притихшему Тегерану. На улицах развевались черные и зеленые флаги, большая часть прохожих тоже одета в черное. Наступил траурный месяц мухаррам, когда шииты традиционно скорбят об одном из любимейших мучеников — имаме Хусейне [11] Хусейн ибн Али ибн Абу Талиб (627-10 октября 680) — третий шиитский имам. После смерти своего брата Хасана перенял руководство восстанием в Куфе, однако потерпел поражение в борьбе против Омейядов и погиб в битве под Кербелой. Шиитская традиция считает Хусейна праведником и мучеником. Для шиитов Хусейн — образец того, как герой может бороться против тирании и быть хорошим мусульманином. . В такие дни полагается активно молиться, а за преступления в законе прописано удвоенное наказание. Кульминация траура — Ашура — на десятый день мухаррама устраиваются красочные процессии с религиозными песнопениями, во время которых мужчины стегают свои спину и плечи плетками из железных цепей.

Ближе ко дню церемонии Камран меня «порадовал»:

— Ты же не будешь возражать, если я приму участие? Я так делаю каждый год. Это не больно. Просто традиция…

— Гм… — я крутила в руках плеточку, которая вблизи выглядела не так уж устрашающе. — Только родственникам моим в Москве не рассказывай, хорошо? А я, кстати, могу присоединиться?

— Ну а зачем? Женщины идут сзади, отдельно. Чадру надо будет надеть черную. Тебе это надо? Да и ходить придется всю ночь. Устанешь…

Но мне было надо. Когда еще выпадет шанс посмотреть на общее сумасшествие? Кстати, к процессии может присоединиться любой. Заранее тренируются только главные участники действа: те, кто бьет в барабан, задавая общий ритм, и те, кто поднимает гигантский «алям» — здоровенное сооружение с плюмажем, увешанное щитами, мечами и красивыми фигурами из стали. Алям — дорогое удовольствие: делается вручную и украшается серебром. Несколько человек (а иногда один силач) несут его впереди процессии, порой останавливаясь, чтобы перевести дух. Алям так тяжел, что его перетаскивание не легче самобичевания.

Ко дню церемонии готовятся в каждом районе: иллюминация, плакаты с изображением Хусейна и импровизированные «походные палатки». Перед ними ставят свечи и загадывают желания. Кое-где блеют несчастные барашки: ближе к утру их заколют, чтобы сварить кашу с бараньим мясом — «назр» (благотворительное пожертвование), который будут раздавать бедным.

В назначенный час, облачившись в черное, выстраиваемся в положенном порядке: впереди мужчины, сзади женщины. С первым ударом в барабан над процессией разносятся звуки «нохе» — ритмичной песни на особый мотив, рассказывающей историю мученичества Хусейна. Раньше певец должен был отличаться весьма зычным голосом — нынче же на помощь «нохистам» пришли микрофоны и громкоговорители.

Мы двигаемся: мужчины смачно охаживают свои бока плетками, женщины раскрытыми ладонями ударяют себя в грудь, повторяя религиозные формулы. Происходящее захватывает, гипнотизирует, ритм отдается в сердце, а черная волна несет все дальше и дальше… Впрочем, иранцы следуют ритуалу без фанатизма. Видно, как юноши, покрывая плечи красными рубцами, одновременно перемигиваются с девушками, стоящими на тротуаре: мол, глянь, какой я сильный и боли не боюсь! Знакомые приветствуют друг друга, кто-то болтает с друзьями. Все это сильно напоминает советские первомайские демонстрации или массовую физзарядку.

Рядом со мной идут сестры Камрана. Когда музыка становится особенно пронзительной, они начинают рыдать в голос. Плачут и другие женщины вокруг, и даже мужчины! О чем они сокрушаются? Неужели об имаме, погибшем больше тысячи лет назад? Скорее — о собственных горестях: вечной нехватке денег, дороговизне, болезнях родных, о детях, чье будущее под вопросом из-за повальной безработицы… Они верят, что имам услышит их и поможет. Потому что, сказать по правде, больше им в этой стране никто на помощь не придет. Только Аллах.

…Сплетения «эслими», роскошь «хатаи», суровая строгость «базубанди» — все призвано подчеркнуть красоту центрального медальона — «торанджа». Здесь голубой, кремовый и зеленый цвета сходятся воедино, но узоры при этом сохраняют свою чистоту. Апофеоз красок — кульминация, решительный момент, когда невозможно повернуть вспять и нужно идти вперед, не останавливаясь…

Предвыборная кампания 2009 года превратилась в Иране в красочный, феерический карнавал. Приверженцы действующего президента Махмуда Ахмадинежада раскрашивали лица в цвета национального флага и громко скандировали его имя. Сторонники его основного соперника, Мир-Хоссейна Мусави, не отставали. Повязав зеленые ленты на запястья, украшали портретами кумира автомобили и даже устроили «живую цепь» в Тегеране. Неделю на улицах городов царила атмосфера праздника. Мы с мужем тоже обзавелись зелеными повязками и каждый вечер с упоением катались по городу.

Нередко по обеим сторонам улицы выстраивались агитаторы Ахмадинежада и Мусави, скандируя лозунги и забрасывая листовками автомобили. Никакой агрессии, просто беззлобные шуточки в адрес противников, приветственные крики при виде авто с портретом «своего» кандидата на стекле или улюлюканье — если кандидат «неправильный». Мы хохотали, поднимая руки в приветственном жесте «Виктория!» при виде других «мусавистов». Мы так надеялись на то, что сможем вздохнуть свободно. Надеялись, что с приходом нового президента не будет больше облав на «короткие хиджабы», что страна откроется для остального мира, и иранцев перестанут считать террористами и изгоями. Позже многие замечали, что Мусави был лишь чуть менее консервативен, чем Ахмадинежад. Но людям надо было во что-то верить. И в тот момент никто не знал, что еще неделя — и на улицах Тегерана прольется кровь…

Результаты выборов повергли иранцев в шок. Конечно, и раньше были слышны разговоры: «Какой смысл в этих играх? Придет тот, кого выберет верхушка… Действующий президент останется на второй срок». Но все равно происходящее воспринималось как пощечина. Тегеран замер. Люди смотрели в будущее с обидой, непониманием и страхом. Знали: обман такого масштаба безнаказанным не останется. Знали и другое: шансы на победу минимальны.