Елена Костюкович - Цвингер

— Наталия, срочно побольше полиции и на всякий случай «скорую помощь» на пляж «Миллионер» в Рома-Империале.

Та, ясно, нагнала на них шороху, представившись от «Стампы», пресс-расследование, похищение человека. И потому-то полиция и санитарный транспорт (они со страху прислали целых два) успели туда срочным ходом. Но все равно они на самом деле припозднились, если подумать, в каком состоянии теперь Бэр.

— Так едете или нет в участок? Предъявите документы, начнем с идентификации. Так. Зиман Виктор. Это вы? Это ваша фотография? Почему с усами? Литератор? Вы оденьтесь, не в бассейне же, с голым торсом. Ботинки тоже лучше бы одинаковые. Литератор. Так, ладно. Так. Пископо Джанни. О, депутатское удостоверение, Европарламент? Какими судьбами в Версилии? Извините, но придется и вам с нами проследовать, господин депутат, прошу прощения, надеюсь, задержим ненадолго. Дальше. Франкини Джо Батта. Ну что, Джоб. Ты не любишь ходить в полицию, а сейчас все-таки придется проехать с нами.

— Я на своем фургоне доберусь, Мартино.

— Ладно, как скажешь. Вы, сударыня? Вам тоже следует одеться. А это как? Французское?

— Да, я французская гражданка, Ортанс…

— Ортанс… — неистовствует Вика. — Постой-постой, так Орта? Город гортензий? Ортанс — гортензия?

— Потом поговорим, Виктор. — И быстро зажимает ему рот рукой.

Уже потом, после того как на Антонию надели, найдя в машине, грязную майку Марко, а на Вику, пришлось порвать по шву, сыроватое после бассейна Марково пончо с капюшоном (и даже почти не видно под пиджаком, вот только кисточки то и дело вылезают, как цицит у датишника), когда в увитом снаружи плющом, а внутри — традесканциями карликовом полицейском управлении сняли показания, записали и передали по начальству, взяли подписки, но документы еще не возвратили — медленно работает ксерокс и зависает компьютер, — Ортанс Франкини смогла в зале ожидания, сидя с Виктором, наконец пробормотать скороговоркой хотя бы что-то о своем перерождении и новой жизни. Да, ей пришлось сменить фамилию-имя. Барбара Бальцерани назвалась «Красной примулой», ну а она — Гортензией. Тоже цветочек, да?

— Третья к вам в компанию Роза Люксембург.

— И можно играть в садовника. А Джоб как раз садовник. Двадцать лет я не могла и думать об Италии. Через двадцать по обоим делам вышел срок давности… Мне просигнализировали коллеги… И вот я тут.

— А твои родители?

— Их уже, увы, нет. Расскажу. Ездить теперь мне можно. Но все же ты прежнее имя, особенно при полицейских, не употребляй.

Все это время прибывшая на такси Наталия прохаживалась по приемной на журавльих ногах, обмахиваясь удостоверением журналистки, а Марко, который успел раздраконить на мелкие куски именинный «Лего», громоздил, с участием каких-то дополнительных частиц, которые на бензоколонке Наталия ему на ходу купила, на низком столе какой-то очень даже безумный, но в данных условиях вполне похожий на окружающий бардак гибрид полиции и пиратов Карибского моря.

В полиции, как только приступили к допросу Любы, пообещали ей смягчение вины за полное признание. Все пятеро свидетелей, не двигаясь, сидели в загончике под дверью. Марко, спасибо ему, не капризничал, сопел над кубиками.

Дверь была приоткрыта, все слышно. Из Любы факты и подробности текли водопадом. Многие догадки, высказанные по ходу дела участниками драмы, подтвердились. Каждый мог бы даже и загордиться собственной шерлокхолмсовской догадкой.

Для начала Люба побожилась, что все, что она будет говорить, правда. Только не сажают пускай. Предложила съесть землю в доказательство искренности. Посидев минуту в задумчивости, сержант забил одним пальцем по клавиатуре компьютера и это предложение в протокол. Затем пришлось записать все излияния, полные невероятности и нестандартные.

Да, Николай должен был вытрясать из Виктора какие-то старые карты, схроны. У него был заказчик на информацию. У Любы и до того имелось много документов. Из Киева привезла. А те, которые у Виктора, Николай хотел, чтоб Виктор отдал ему их. Они на Виктора решили морально подействовать. Он пусть бы отдал им карту с расшифровками, а они в обмен на карту ему вернули бы увезенные от бабки бумаги, не нужные для дела.

Люба случайно попала в субботу в квартиру Виктора Зимана и услышала, он кому-то договаривался дрезденские документы продать. Это на нее подействовало, в смысле, что она вышла на лестницу и позвонила Николаю и он сказал — договаривайся по-любому, в аэропорт с ним завтра едешь. Нельзя его отпускать, все продаст.

И в Милан Николай за два часа домчался на «дукато».

Николай переснял из давно лежавших бумаг что сверху было. Решили показать их в аэропорту Виктору. Может, там же в аэропорту прижать его и вывести на разговор. Но в воскресенье утром Люба, зайдя перед поездкой на квартиру Зимана, увидела, Виктор уезжает, а компьютер остается. Отправила сообщение Николаю.

Психическую атаку через этого глухонемого нищего («Глухонемого? — спросил себя Виктор. — А обматерил меня как?») все-таки провели. Но изменили другие части плана. Решили попробовать открыть компьютер. Попасть в квартиру было легче легкого, потому что она записку там подобрала, в записке на обороте желтого счета говорилось: Мирей уедет в три, ключ оставит под ковром. Записка была по-французски, но допетрили.

Дождались трех часов, двинули на квартиру. Под ковриком действительно был ключ, вошли.

Потыкали компьютер для проверки. А он, хоть убей, не заводится. Пароля потому что у них не было.

Хоп, вдруг выходит из санузла Мирей.

Что ж, убегать было поздно. Поздоровались. Та не заподозрила дурного. Она уже видела Любу в этом доме. А Люба помнила, как Виктор говорил в телефон, что Мирей знает все пароли. Она точно помнит, он это почему-то сказал по-русски. Люба шепнула об этом Николаю. Николай скрутил Мирей и давай кричать, чтобы назвала от компьютера пароль. А Люба от нервов пошла в другую комнату. Стала карту искать секретную, о которой от бабки Виктора Зимана, Леры Григорьевны, слышала, что там нарисованы все золотые тайники. Не нашла. Зато потом у синьоры Наталии на этажерке эта карта обнаружилась вдруг на верхней полке.

Пока ругались, послышались на галерее шаги. Шел странный человек, почему-то в обнимку со скелетом. Люба вусмерть испугалась. Поняла, их нечистая сила от грехов предупреждает. Черный сам, черноглазый, белоглазый — черт! Заглянет в окно, увидит, как Мирей брыкается…

Ну, Люба через окно высунулась, схватила с огорожи одеяло, и они быстро кинули его на голову Мирей. Втащили женщину подальше в квартиру, всадили кляп, связали, запаковали, чтоб даже если кто заглянет, увидел только беспорядок. Но не волочь же ее было прямо тогда в «дукато» в одеяле. Всюду люди ходят и черти ходят.