Наталия Терентьева - Училка

— Да, Аня? — крайне напряженно ответила мне Нецербер.

Если бы я не знала, что Роза сама полчаса назад вызвалась помогать мне, я бы нажала отбой. Ну что делать, просто у нее такая манера. Просто ее достают по двенадцать часов в сутки — все и всем.

— Ты можешь узнать, в классе ли Громовский и кого из его друзей еще нет?

— А что?

Говорить? Не говорить?

— Это связано с Никитосом. Мне надо понять…

— Ладно, узнаю, — прервала меня Нецербер. — Ох, Анька, что ж с тобой такие проблемы…

— Спасибо, Роза.

Я посмотрела на трясущегося Игоряшу. Увидев мой взгляд, он тут же попытался снова схватить меня за руку.

— Что делать, Анюся?

— Снять штаны и бегать, Игоряша.

Он обиженно затряс подбородком. Я погладила его по плечу, но руку ему не дала.

— Ждать.

Через несколько минут раздался звонок.

— Мам! — Непривычно тихий голос Никитоса меня испугал.

— Да, сынок?

— Я сначала сидел в машине, но теперь я на улице.

— Ты где, Никитос?

— Я не знаю.

— Посмотри внимательно, что вокруг.

— Вокруг? Школа…

— Твоя?

— Кажется, да.

— Никитос, сосредоточься. Школа какого цвета? Никита! Ты меня слышишь?

— Да, — так же тихо ответил Никитос и отключился.

— Нюся? — Игоряша смотрел на меня тревожно.

— Где твоя машина?

— В гараже…

— Почему? Да неважно! Побежали, здесь по дворам близко! Надеюсь, они его обратно к нашей школе привезли.

— Нюся, — задыхаясь, Игоряша бежал рядом со мной, — что происходит? Объясни мне, пожалуйста.

— Уже все произошло. Не переживай. Подожди, Роза звонит. Да?

— Громовского нет. Остальные все в классе. Но он же был с утра, кажется…

— Был. Роза, Никитос нашелся, спасибо тебе за помощь.

— Подожди, а что, Громовский как-то с этим связан?

Я помедлила.

— Н-нет. Думаю, что нет.

— Вот и хорошо, если так, — легко согласилась Нецербер.

Никитос, бледный и тихий, стоял около своей школы. Внутрь почему-то не заходил.

Я быстро подошла к нему.

— Ты в порядке?

Он поднял на меня глаза.

— Да.

— Ты испугался?

— Н-нет. Мам…

— Хорошо. — Я прижала его к себе. — А я очень испугалась. Давай ты посидишь у меня на уроке, да?

— Я могу пойти с ним домой, — предложил такой же бледный, как и Никитос, несмотря на пробежку, Игоряша. — Я могу не ходить сегодня на работу. Вот ты мне ничего не рассказываешь…

— Не начинай. Спасибо, что быстро приехал. Все уже нормально.

— Сынок… — Игоряша неловко обнял Никитоса, и тот не отстранился. — Я… Вот мама… Всё хорошо, да?

— Да, — ответил Никитос Игоряше совершенно не нагло. — Мам, можно, я пойду домой с папой?

Я удивленно посмотрела на него.

— Ну иди, если хочешь.

— Я хочу есть и спать, — ответил Никитос.

Я посмотрела на двух бледных растерянных мужчин. Нет, так не пойдет.

— Нет, так не пойдет. Игоряша — иди на работу, сделай что-нибудь полезное. Денег заработай хотя бы. Никитос, пошли со мной. У меня остался один урок, посидишь, там будет интересно. Да?

— Да, — ответили мне оба.

Все равно Никитос не будет таким, как Игоряша. Это временное помешательство. От стресса, от страха. Значит, он успел испугаться. Общество Игоряши ему сейчас не поможет. Даже если я не права… Что делать? Ответственность за них за всех — на мне.

Проблема с Громовским приобрела неожиданный ракурс. Не понимаю, как я теперь буду его учить. Откажусь от класса. Да, наверно, так. Но сейчас главное, чтобы у Никитоса прошел испуг. Надо еще его спросить, отчего он так испуган.

— Ты испугался?

— Да, — не сразу ответил мне Никитос.

— Почему?

— Потому что я стоял у киоска, там, сбоку, а кто-то завязал мне глаза и посадил в машину.

— Так… — Я взглянула на Игоряшу. — Дальше.

— Потом мы поехали, я хотел снять повязку, но мне сказали: «Не снимай!» И сделали вот так… — Никитос слегка ущипнул меня за руку.

— Так, дальше.

— Потом я сидел, сидел, сидел. Сто лет сидел. И потом меня толкнули, сказали: «Выходи!» И я вышел, позвонил тебе.

— Ясно.

— Нюся! Ты слышишь, что он говорит! Надо же что-то с этим делать! Бежать в полицию!

— Мы только что с тобой из полиции! Ты видел морду Максимова Д. Н.?

— А кто это? — спросил Игоряша.

— Ладно! — я махнула рукой. — Езжай на работу. Нечего тут сопли коллективно мотать. Разберемся! Пошли, — я подтолкнула Никитоса.

— Ага! — сказал он своим обычным голосом. — Пока, пап! Я не очень испугался, мам.

— Я знаю, — приобняла я сына и тут же отпустила. — Я знаю, что ты совершенно не испугался.

— Почему у тебя такой друг? — спросила я вечером Андрюшку, когда тот, узнав о нашей катавасии, бросил все дела и заехал к нам.

— Анька, ну ты даешь! А почему у тебя такой… м-м-м… — Андрюшка помычал, весело глядя на меня, и, сам засмеявшись, обнял меня: — Ну кто он тебе? Кто теперь?

— Он представляется мужем.

— Молодец Игоряха! Ай! — Андрюшка потянулся. — Устал страшно. Зря ты мне не дозвонилась. Надо было хотя бы написать заявление, что украли мальчика.

— Не надо, Андрюш.

— Почему?

— Потому что не надо. Потому что это странные, неуправляемые люди. Агрессивные.

— Это не люди, Аня. А с нелюдьми вступают в силу другие законы. Ну что ты в самом деле! Ладно, разберусь. Дай мне все телефоны, всё, что у тебя есть. Адреса, явки… — Андрюшка погладил меня по голове. — Плохой у меня друг, да?

— Да не плохой. Но я не представляю, как ты — ты! — и он до сих пор друзья! Ну как? Манная каша и — ты.

— Мы с детства дружим.

Да, понимаю, бесполезно вдумываться в смысл и основу мужской дружбы. Они с детства дружат — и точка. С того детства, когда еще не было до конца ясно, что Игоряша никогда не вырастет из любовно наглаженных Натальей Викторовной клетчатых штанишек на помочах — отлично его помню в этих штанишках, а Андрюшка легко и просто, через ступенечку, будет прыгать выше и выше, не поступаясь при этом ни честью, ни совестью — ничем. Просто у него такая судьба. У меня — такая, начиная со смерти Павлика в Эфиопии, бессмысленной и случайной, и до нынешнего дня, когда в моей жизни все перевернуто с ног на голову и переворачивается все дальше и дальше. А у него — такая. Закончил — защитил, поступил — перевели, назначили, наградили, повысили, увидели, оценили, еще повысили, не поступился, не ушел, не испугался, выбрал верных товарищей, не предал, и его не предали, наплевал на выгоду, от этого только выиграл, назначили, справился, еще выше, еще, через две ступенечки… Подонку высокопоставленному в морду дал, а подонка через два месяца и без Андрюшки посадили, Андрюшке — вместо обещанной отставки — честь и хвала. Мой брат — во всех отношениях правильный человек. И редкий случай — это оценивается по заслугам — там, где распределяются все наши удачи и неудачи, где, несмотря на закон расширения хаоса, рисуются и рисуются бесконечные, странные, пересекающиеся, у кого — изломанные, у кого — правильные и красивые линии судьбы.