Марк Леви - Сильнее страха

— Ночью, перед тем как позировать, я хорошенько выспался. К тому же мне тогда не нужно было лепить на физиономию пластырь, видите?

— Больно? — спросила Сьюзи, ласково касаясь брови Эндрю.

— В какую историю вы вляпались, мисс Бейкер? Кто нас выслеживает, кто взламывает наши двери?

— Вас это не касается. Я вам очень сочувствую. Завтра попрошу пересадить меня в читальном зале за другой стол. Держитесь от меня подальше — и будете в полной безопасности. А теперь велите кучеру меня высадить.

— Кто тот человек, который вышел незадолго до вас из бакалеи в тот вечер, когда мы столкнулись на улице?

— Не знаю, кого вы имеете в виду.

— Его. — И Эндрю достал из кармана полученные из Франции фотографии.

Сьюзи внимательно их рассмотрела и помрачнела.

— На кого вы работаете, мистер Стилмен? — спросила она.

— На «Нью-Йорк таймс», мисс Бейкер, хотя сейчас нахожусь в длительном отпуске по состоянию здоровья.

— Вот и занимайтесь своими статьями! — И она потребовала, чтобы кучер остановил коляску.

Спрыгнув на землю, Сьюзи зашагала по главной аллее Центрального парка пешком. Кучер оглянулся на пассажира, ожидая дальнейших инструкций.

— Будьте так добры, — обратился к нему Эндрю, — спросите у меня, во что я опять собираюсь вляпаться. Мне необходимо услышать собственный ответ.

— Прошу прощения, сэр? — Кучер не понял ни слова.

— Развернете вашу клячу за лишних двадцать долларов?

— За тридцать я даже нагоню вашу даму.

— Двадцать пять!

— Идет!

Кучер развернулся, лошадка пошла рысью. Доехав до Сьюзи, кучер натянул поводья.

— Садитесь! — приказал Эндрю.

— Лучше отстаньте, Стилмен, я приношу несчастье.

— Я ничем не рискую, я неудачник с рождения. Сказано вам, садитесь, а то промокнете.

— Уже промокла.

— Тем более. Укройтесь, иначе простудитесь.

Дрожа от холода, Сьюзи вскарабкалась в коляску, плюхнулась на банкетку и забилась под плед.

— После несчастья в горах вас погрузили в самолет необычной компании. На такой ведь не купишь билет в аэропорту?

— Вам виднее.

— Кто такой Арнольд Кнопф?

— Доверенное лицо моей семьи. Отца я не знала, Кнопф был мне за крестного.

— Кто вы, собственно, такая, мисс Бейкер?

— Внучка покойного сенатора Уокера.

— Это имя должно мне что-то говорить?

— Он был одним из ближайших советников президента Джонсона.

— Линдона Бейнса Джонсона, преемника Кеннеди?

— Его самого.

— Какая связь между дедушкой-сенатором и вашими злоключениями?

— Странный вопрос для репортера! Вы что, не читаете прессу?

— Джонсона избрали президентом аж в 1964 году. Меня тогда не было даже в проекте — какая пресса?

— Вокруг моей семьи разразился скандал общенационального масштаба. Из-за этого деду пришлось отказаться от дальнейшей карьеры.

— Любовница? Присвоение общественных средств? То и другое?

— Его жену обвинили в государственной измене и убили при попытке побега.

— Оригинально! Но вы-то при чем, вас тогда еще на свете не было?

— Моя бабушка ни в чем не была виновата, и я дала себе слово, что докажу это.

— Благородно! И что, по прошествии сорока шести лет это может кому-то навредить?

— Похоже, что так.

— В чем состояла ее измена?

— Она якобы собиралась продать наши военные секреты Советам и китайцам. Тогда вовсю шла война во Вьетнаме, она была женой высокопоставленного советника правительства и могла подслушать важные разговоры.

— Ваша бабушка была коммунисткой?

— Я в это никогда не верила. Она была яростной противницей войны и социального неравенства. Кроме того, она имела некоторую власть над мужем, но разве это преступление?

— Смотря в чьих глазах, — ответил Эндрю. — Думаете, это было ложное обвинение из-за влияния, которое она оказывала на вашего деда?

— Матильда ничуть в этом не сомневалась.

— Матильда?

— Их дочь, моя мать.

— Оставим в стороне мнение вашей матушки. Вы располагаете какими-нибудь уликами?

— У меня есть принадлежавшие Лили бумаги и записка, написанная ею перед бегством. Она шифрованная, я никак не могу ее прочесть.

— Да, маловато…

— Мистер Стилмен, я должна вам кое в чем признаться. Я вас обманула.

— Всего один раз?

— Мое восхождение на Монблан не имело ничего общего с паломничеством, тем более для Шамира. Матильда пила, я вам уже об этом говорила. Сколько раз я забирала ее из баров, где она засыпала у стойки, сколько раз вытаскивала ее, бесчувственную, из машины посреди парковки! Когда ей становилось совсем худо, она всегда звала на помощь меня. И всякий раз принималась говорить о моей бабушке. Обычно это были бессвязные фразы, непонятные речи. Однажды вечером, напившись сильнее обычного, она вздумала искупаться в бостонском порту. Это было в 3 часа утра в разгар зимы, 24 января. Мимо проезжал патруль, и полицейский вытащил ее из воды полумертвую.

— Она была так пьяна или решила свести счеты с жизнью?

— То и другое.

— Почему именно той ночью?

— Вот и я задавала ей тот же самый вопрос: почему именно в ту ночь? Она отвечала, что это была сороковая годовщина ее последней надежды.

— Как это понимать?

— Единственное доказательство, что ее мать невиновна, находилось на борту самолета, врезавшегося в Монблан 24 января 1966 года. После того, как моя мать попыталась покончить с собой, я приступила к поискам.

— Вы полезли на Монблан, чтобы через сорок шесть лет после катастрофы самолета найти находившееся на борту доказательство? Ну и ребячество!

— Я изучала эту катастрофу несколько лет и собрала о ней больше информации, чем кто-либо другой. Я изучала схему перемещений ледника, перебирала все обломки, которые он соблаговолил вернуть людям…

— Самолет врезался в гору. И вы думали, что-то останется?

— «Канченджанга» оставил на горном склоне след длиной восемьсот метров. Он не врезался в склон под прямым углом. Пилот успел поднять нос лайнера, и самолет ударился о гору хвостовой частью. Среди тысяч обломков, найденных за сорок с лишним лет, не было ни одного от кабины! В момент столкновения передняя часть отвалилась от остального фюзеляжа. Я поняла, что она упала на дно пропасти под скалами Турнет. Посвятив годы чтению отчетов, показаний, справок, изучив все доступные фотографии, я решила, что нашла эту пропасть. Но я не могла предугадать, что мы сами рухнем именно в нее!

— Допустим… — недоверчиво проговорил Эндрю. — И что, нашли вы кабину «Канченджанги»?

— Нашли, вместе с салоном первого класса — почти нетронутыми! Увы, та улика, которую я искала, оказалась не такой очевидной, как я надеялась.

— Что за улика?

— Письмо в атташе-кейсе индийского дипломата из вашего списка пассажиров.

— Вы читаете на хинди?