Марк Леви - Сильнее страха

— Матильда считала, что это он предупредил Лилиан о скором аресте. Сам Кнопф всегда доказывал мне обратное. Так или иначе, в тот день моя бабка не вернулась домой. Мама с тех пор ее не видела.

Эндрю достал переданное Мортоном досье.

— Вдвоем мы изучим материалы быстрее.

— Откуда это у вас? — спросила Сьюзи, листая газетные вырезки.

— Один старый коллега — он давно ушел на покой — в то время имел о деле Уокера собственное мнение, несколько отличное от общего. Статьи не представляют интереса, они написаны словно под копирку. Хотя все это оригиналы, я подозреваю, что Долорес собрала примерно то же самое. Займемся лучше записями самого Мортона, они сделаны в те самые дни, с пылу с жару, и передают дух эпохи.

Остаток дня Эндрю и Сьюзи провели в читальном зале. Потом они расстались на ступеньках библиотеки. Эндрю надеялся, что Долорес еще в редакции, но не застал ее, как ни торопился.

Он направился на свое рабочее место, решив воспользоваться безлюдьем и хорошо поработать. Разложив перед собой записи, он попытался собрать детали головоломки, выстроить целостную картину событий.

К нему направлялся Фредди Олсон, вышедший из туалета.

— Не смотри на меня так, Стилмен. Уже в туалет нельзя зайти!

— Я стараюсь смотреть на тебя как можно реже, Олсон, — бросил Эндрю, не отрывая взгляда от своих бумажек.

— Похоже, ты и впрямь вернулся к работе! О чем будет следующая статья великого репортера Стилмена? — спросил Олсон, присаживаясь на край стола Эндрю.

— Ты когда-нибудь угомонишься? — спросил Эндрю.

— Если тебе нужна помощь, я с радостью.

— Лучше сядь на место, Фредди, терпеть не могу, когда мне заглядывают через плечо.

— Тебя интересует Центральный почтамт? Знаю, ты презираешь все, что я делаю, но два года назад я опубликовал большой материал об этом почтамте, носящем имя главного почтмейстера Джеймса Фарли.

— Не пойму, о чем ты.

— О превращении подземных помещений в вокзал. Проект был предложен сенатором США в начале 90-х годов. На то, чтобы он стал реальностью, ушло двадцать лет. Первая стадия работ началась два года назад и должна завершиться через четыре года. Подземелья почтамта Фарли станут продолжением Пенсильванского вокзала с пересадкой под Восьмой авеню.

— Благодарю за ликбез, Олсон.

— Почему ты так меня боишься, Стилмен? Ты же считаешь себя величайшим журналистом среди нас всех, не станешь же ты опасаться, что я украду у тебя сюжет? Тем более тот, которым я уже занимался. Если бы ты потрудился сойти со своего пьедестала, я бы поделился с тобой своими записями. Если хочешь, можешь ими воспользоваться, я не буду против, обещаю.

— Да какое мне дело до Центрального почтамта?

— «Ни дождь, ни ливень, ни зной, ни ночной мрак не остановят гонцов в назначенном им пути». Ты считаешь меня идиотом? Эта фраза метров в сто длиной выгравирована на фасаде почтамта. Ты ее переписал, потому что счел поэтичной?

— Клянусь, я этого не знал… — пробормотал Эндрю.

— Поднимай иногда голову, когда перебираешь ногами, Стилмен, тогда, может, вспомнишь, что живешь в Нью-Йорке. Кстати, на случай, если у тебя возникнет этот вопрос: небоскреб, верхушка которого меняет цвет, называется Эмпайр-стейт-билдинг.

Эндрю в задумчивости собрал бумаги и покинул редакцию. Зачем Лилиан Уокер переписала фразу с фасада Центрального почтамта? И что может значить эта цитата?

Кусты и вереск на болоте покрывал густой иней. Равнина была девственно белой, пруды мерцали льдом. Небо то расчищалось, то заволакивалось тучами — в зависимости от направления и силы ветра, пытавшегося завесить облаками почти полную луну. На горизонте замелькал свет. Она оперлась на руки, вскочила и побежала что было сил. Крик ворона заставил ее посмотреть вверх. Птица уставилась на нее черными глазами, терпеливо дожидаясь пира на мертвом теле.

— Еще не время, — прошептала она и ускорила бег.

Слева темнела насыпь, сулившая укрытие, и она свернула туда. Лишь бы оказаться за насыпью — потом ее уже не догонят.

Она выбивалась из сил, но все напрасно: ночь была слишком светла. Раздалось три выстрела. Ей обожгло спину, дыхание прервалось, ноги подкосились, и она рухнула ничком.

Набившийся в рот снег подействовал умиротворяюще. Умирать оказалось не так страшно, как она боялась. Отказ от борьбы принес покой.

Она слышала, как хрустит мерзлая земля под ногами приближающихся людей. Ей хотелось умереть, лишь бы не видеть их лиц, лишь бы последним ее воспоминанием остались глаза Матильды. Только бы найти силы, чтобы попросить прощения у дочери за свой эгоизм: ведь она лишила дочь матери.

Как смириться с тем, что ты бросаешь свое дитя, что никогда уже не сможешь прижать ее к себе, почувствовать ее дыхание, когда она шепчет тебе на ухо свои секреты, услышать ее смех, заставляющий забыть о взрослых заботах, обо всем, что мешает вам быть вместе? Сама по себе смерть — ничто, лишиться родных людей — вот что хуже ада!

Ее сердце колотилось как бешеное, она попыталась приподняться, но земля перед ней разверзлась, и она увидела в бездне под собой стремительно вращающееся лицо Матильды.

Сьюзи проснулась вся в поту. Этот кошмар преследовал ее с детства, и она всегда просыпалась после него в ярости.

Кто-то барабанил в дверь. Она откинула простыни, пересекла гостиную и спросила, кто там.

— Эндрю Стилмен! — крикнули из-за двери.

Она отперла дверь.

— Утренняя гимнастика? — спросил он вместо того, чтобы поздороваться.

Мокрая от пота футболка облепила ее грудь, и он целомудренно отвел взгляд. Впервые за долгое время он почувствовал плотское желание.

— Который час? — пробормотала Сьюзи.

— Половина восьмого. Я принес вам кофе и булочку. Марш в душ — и одеваться!

— Вы что, с кровати свалились, Стилмен?

— Я-то нет. Может, у вас найдется халатик или что-нибудь пристойное, чтобы прикрыться?

Сьюзи отняла у него кофе и впилась зубами в булочку.

— Чему обязана услуге — доставке завтрака на дом?

— Сегодня ночью благодаря одному коллеге я получил важную информацию.

— Сначала эта ваша Долорес, потом какой-то коллега… Наверное, теперь судьба моей бабки интересна всей «Нью-Йорк таймс»? Мы хотели вести себя тихо, но из-за вас это будет трудновато…

— Олсон ничего не знает. И избавьте меня от нотаций! Вы намерены одеться?

— Что вы узнали?! — крикнула Сьюзи из спальни.

— Увидите на месте, — ответил Эндрю, заглядывая туда.

— Если не возражаете, я бы хотела принять душ в одиночестве.

Эндрю смутился и отвернулся к окну.

Сьюзи появилась спустя десять минут в джинсах, свитере крупной вязки и стильном берете.

— Идем?

— Наденьте мой плащ, — скомандовал Эндрю. — И натяните берет на глаза. Выйдете одна, дойдете до проулка, уходящего вправо, — там решетка всегда отперта. Попадете на Лерой-стрит, добежите до Седьмой авеню, там сядете в такси. Доедете до входа на Пенсильванский вокзал на перекрестке Восьмой авеню и 31-й стрит. Встретимся там.