Наталья Горбачева - Без любви жить нельзя. Рассказы о святых и верующих

Виктор встал, судорожно сглотнул:

— Вы серьезно?

— Смертный грех, — ответила я. — Но лучше поговорить со священником. В любом случае — каяться.

— Не знал… — задумчиво произнес Виктор.

— У вас, наверно, в последнее время много неприятностей… каких-то внезапных, — предположила я.

Виктор пожал плечами, что означало утвердительный ответ. Он выглядел жалким и подавленным. Мне даже на мгновение показалось, что на его лице — страшная смертная маска.

— Вы простите, зря в душу полезла, — сказала я. — Но и случайных встреч не бывает, верите в это?

— Не бывает… — подтвердил Виктор. — Да, что-то мне плоховатенько, давайте отложим разговоры…

По дороге домой Олег ругал меня почем зря: политес не соблюла.

— Какой тебе еще политес! За ним смерть стоит…

— Да? — удивился Олег. — А я не видел…

— В штаны бы наложил, если бы увидел… — отрезала я.

— Ну ладно, ладно, Туся. Я не против. Вообще Витек мне тоже понравился. Знал я одного военного летчика, циник еще тот… Давай погуляем и Вике позвоним…

Отзвонились мы Вике, погуляли до ломоты в коленях и с чистой совестью отправились спать. Олег, правда, нудел, что я неправильно лечусь и его с панталыку сбиваю: после «тяжелых» процедур обязательно надо поспать два-три часика, а не устраивать пешие марафоны и вообще вести себя поспокойней и не строить из себя…

— Знаешь что… — я решила прекратить этот поток сознания.

— Знаю. Скажешь мне сейчас какую-нито га-адость.

— Сейчас подумаю… Поэты, как оказывается, не совсем бесполезные для общества люди. Вот хочется, например, сказать г-а-а-дость, а тут, кстати, и вспомнишь стих:

— Главное, чтобы он под вашими ногами не уплыл, — сказал Олег.

— Ты про что это? — насторожилась я.

— Про Витька. Туся, что-то глазки засверкали у тебя… Наверно, это любов…

— Ошибаешься, Шура Шэ, это зверь на ловца бежит, — рассмеялась я и пропела веселый куплетик:

В ту ночь Олег особенно сильно храпел. Хотела я попинать его в бок, как советовала жена. Но решила воспользоваться ситуацией, чтобы поработать над собой — посмиряться. Однако утром я проспала завтрак, на который встать решительно не могла. Олег принес мне парочку котлет в кармане и привет от Витька. За этот привет я простила ему свою бессонную ночь, но предупредила:

— Олег, когда он придет вечером, это ко мне, сильно не встревай, хорошо?

— Бедный Витек, попался… — Он покачал головой. — А вдруг не придет?

— А мы помолимся.

После обеда мы, конечно, не смогли вырваться из объятий ленивца Морфеюшки: санаторные процедуры все-таки расслабляют. Но часам к четырем вечера храп снова разбудил меня. Смиряться я теперь не стала:

— Вставай, лентяй! В жизни всегда есть место подвигу! Вставай, — толкала я в бок Олега до тех пор, пока он не изволил подняться.

— Ну чего тебе неймется! — стонал он. — Пропал мой законный отдых… с кем связался… с фанатичкой связался. О горе мне, горе!

Недалеко от санатория находится знаменитый Провал — озеро в горе с термальными водами. Встали мы с Олегом у парапета рядом с Провалом и по очереди, меняясь на каждом кондаке и икосе, прочли акафист святителю Николаю, чтобы Угодник Божий стал помощником в благом деле. Поужинав, вернулись в номер и стали ждать.

Витек постучал в нашу дверь часов в девять вечера. Сели пить чай, разговор не клеился.

— Собственно, я хотел спросить по поводу духов… на которых я с самолета расстреливал, — начал гость. — Получается, что я убийца?

— Совсем не хочу вас пугать… — заикнулась я, но он перебил:

— Да давайте на «ты» перейдем. Про такие дела только с близкими говорят…

Мы с Олегом незаметно радостно переглянулись.

— Да зови меня хоть Шура Шэ, как Туся, — воскликнул Олег.

— Вы ведь верующие… — скорее утвердительно сказал Витек.

— Верующие, — подтвердила я. — Но для друга должны открыть страшную тайну… Мы не муж и жена.

— Да я понял, — без запинки ответил гость.

— О! Это как же?

— Так же… Вы какие-то не такие, как все, правда… Такие очень примерные, не знаю, как сказать. Может, как брат и сестра… Толь Толич вроде старый и мудрый мужик, а не понял фишку.

— Ты что ж, следил за нами? — поинтересовался Олег.

— Летчик я, а не сыщик… не обижай.

— Шура Шэ, рыбак рыбака видит издалека! Виктор, он такой человечище… с душой. Хочешь о вере поговорить? — спросила я.

— Да, есть вопросы, — кивнул Виктор.

Часа три говорили мы о вере, о Боге и Его Церкви, о людях святых и грешных. Виктор задавал и провокационные вопросы, высказывал свои недоумения и сомнения, но это были вопросы новоначального, ответы на которые есть в любом катехизисе…

— Подкованные вы в этом деле, молодцы, — подвел итог Виктор. — Совсем вас замучил, да?

— Мучь, пожалуйста, и дальше. Обожаю такое мучение, когда вижу человека, стремящегося ко Христу: редкая это птица из Красной книги, — улыбнулась я. — Только какой-то ты подозрительно бледный…

— Устал, — Виктор пошел к выходу, у двери остановился. — Все-таки не понимаю, зачем вам время на меня тратить, вечерний нарзан пропустили. Мир все равно не изменится… И я тоже…

— Витек, Туся из тебя человека сделает, не сомневайся, и как миленького в рай загонит, — пообещал Олег.

— Врет и не краснеет, — парировала я. — Ты, Вить, с ним поосторожней. Вот один современный старец сказал: «У христиан нет задачи изменить мир, у нас есть задача свидетельствовать о Христе». Это Иоанн Крестьянкин так сказал, слышал о нем?

— Нет.

— О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух… Завидую тебе, Витя, — сказала на прощанье.

Олег пошел его провожать, а я сделала три земных поклона. Настроение было преотличное.

Еще два вечера Виктор просидел у нас, его вопросы уже были посложнее, чувствовалось, что человек много думал на темы веры и жизни по вере. С Божией помощью ответы нашлись…

— Пять лет назад я крестился и потом долго искал людей, с которыми можно было что-то обсудить. Но не находил, — жаловался Виктор. — Одни вообще ничего не знают, других и слушать не буду, зная их жизнь, батюшка все время занят. Теперь вообще не до этого: сильно болею, на работе проблем выше крыши. Настроение препоганое. Никогда такого не было даже в Афгане…

— Вить, а ты исповедуешься, причащаешься? — спросила я.

— Ни разу! Но в церковь иногда ходил.

— Как — ни разу? За пять лет ни разу? — удивилась я. — Как же это, дорогая редакция? Как же тут не быть поганому настроению… Христос сказал: «Я есть хлеб жизни…» Витечка, невозможно быть членом Церкви, не причащаясь Тела и Крови Христова. В древности тот, кто не причастился, побывав в Церкви, отлучался от нее, потому что это считалось оскорблением Господа. Впоследствии соборное правило установили: если кто-то не причащался более трех недель без особой причины, тот тем самым сам себя отлучал от Церкви.