Дэвид Митчелл - Литературный призрак

Только сперва дайте мне немного побыть с Джоном и Лайамом.

Лодка тормозит, мотор негромко отфыркивается. Билли заводит «Святого Фахтну» в порт.

В тот вечер, когда США нанесли свой «упреждающий удар», у меня были гости. Алан прилетел из Парижа, а Хью, приятель Джона, из Гонконга. Пришла Даниелла, самая способная из моих аспирантов этого года, она стажировалась в «Лайтбоксе». Мы экспромтом устроили ужин в моем шале. Даниелла на минуту включила спутниковый новостной канал — хотела просто узнать прогноз погоды, — а в результате мы шесть часов подряд не отрывались от телевизора, без всякого аппетита тыкая вилками в остывший ужин. По телевизору показывали ночные кадры пылающего города в районе Персидского залива.

Молоденький пилот говорил репортеру Си-эн-эн, который был, похоже, в парике:

— Да, сэр, город вспыхнул весь, целиком! Такого фейерверка я даже на День независимости не видал!

— Говорят, ракетные удары наносят с хирургической точностью, потому что для наведения ракет «Гомер» используется новая технология под названием «Красп».

— Да, «Гомером» можно накрыть хоть шахту лифта! Ребята сидят себе в штабе, перед ними на компьютере схема здания, а ты сидишь себе в самолете и только выпускаешь ракеты, компьютер думает за тебя. Красота! Знай выпускай малюток на свободу! И точненько в шахту лифта!

Алан пролил вино на стол.

— Суки! Скоро они расскажут нам, как умные ракеты ходят за хлебом и выгуливают собачек!

Сидя в вашингтонской студии, разглагольствовал генерал — вся грудь в орденах.

— Для нас, для американцев, свобода — неотъемлемое право каждого человека. Технология ракет «Гомер» означает революционный переворот в методах ведения войны. Она позволяет нам достать изверга-диктатора, где бы он ни прятался, и хорошенько проучить его, с минимальным ущербом для мирного населения, страдающего под его игом.

Джон позвонил с Клир-Айленда.

— Это не новости, это какой-то спортивный обзор! Про современную высокотехнологичную войну сняли столько фильмов, что сама война воспринимается как фильм. С большой примесью рекламной кампании. Кто слышал про ракеты «Гомер» всего два дня назад?

Тошнотворное чувство овладело мной. Я закусила костяшки пальцев.

— Да, Джон… Я слышала.

— Мо, родная! Ты в порядке?

— Не совсем, Джон. Я перезвоню.

Би-би-си показывает улицы, охваченные огнем, запруженные машинами «скорой помощи». По экрану ползет строка «Подвергнуто цензуре вооруженных сил противника». Репортер-ирландец держит микрофон перед арабской женщиной, лицо которой блестит то ли от пота, то ли от крови, то ли от того и другого.

— Ответьте мне! — кричит она. — Скажите, зачем сбрасывать бомбы на завод детского питания? Скажите, чем вашим генералам помешало детское питание? Ответьте!

Обрыв пленки.

На экране снова телевизионная студия, заполненная аналитиками и экспертами.

Даниелла заснула. Я укрыла ее одеялом и подложила полено в камин.

— Нанести упреждающий удар означает, по-видимому, успеть до объявления войны поставить где надо камеры, — заметил Хью.

Я чувствовала смертельную усталость. Отойдя к окну и отодвинув занавеску, смотрела на горы, на Млечный Путь, а из темного стекла на меня смотрело осунувшееся лицо средних лет женщины. Ученого. Как же ты выдерживаешь напряжение, Мо. Это уже за пределом упругости. Мать в твоем возрасте была уже вдовой. На сколько тебя еще хватит? Растянешься еще немного или порвешься? Оконное стекло холодило кончик носа.

Ты слышишь водопад, там, через поле, у подножия горы?

За три тысячи миль от тебя вооруженные силы свободы и демократии используют плоды труда лучших ученых умов, чтобы уничтожать Лайамов и Даниелл прямо в их домах. На экране все новые и новые пожары. Поздравляю, Мо. Вот итог твоей жизни.

— Господи, мы превратили мир в сумасшедший зверинец.

Алан услышал мои слова, но не понял.

— Ни в одном зверинце не истребляют его обитателей.

От моего дыхания окно затуманилось.

— Они вырвались из клеток, они не владеют собой.

Билли высаживает меня на причал, торжественно напевая туш. На суше меня покачивает. Кости скрипят — кажется, я даже слышу скрип. Ничего не изменилось с того дня, когда я покидала остров. Ряды рыбацких лодок: «Золотая дюна» Майо Дэвита, «Пречистая Абигайль» Скотта, свежевыкрашенная в сине-желтые цвета, обросшая ракушками «Гордость южан» Реда Килдара, больше прежнего требующая ремонта. Рулоны веревок, сети, груды бочонков и ящиков. Тощие кошки промышляют тем, что плохо лежит. Все лежит как попало. Все лежит, где упало. Ноздрями глубоко втягиваю воздух. В нем смешались запах подгнившей рыбы, кисло-сладкий букет овечьего навоза, дизельные выхлопы лодочных моторов.

— Мо! — окликает отец Уолли.

На своем мотоцикле он возвышается над прилавками с устрицами. Бернадетта Шихай расставляет там корзины с омарами, на ней мини-юбка и болотные сапоги. Отец Уолли машет мне, широко улыбается.

— Мо! Ты вовремя! Привезла нам погоду! А то с утра лило, как из ведра.

— Отец Уолли! Отлично выглядите, само здоровье!

Как здорово все-таки говорить на гэльском!

— После восьмидесяти перестаешь стареть. Это теряет всякий смысл. А что с твоим глазом, девочка?

— Врезалась в такси. В Лондоне.

— И как съездила?

— Наверное, такси можно было поймать и более простым способом! Даже в Англии.

Мы смеемся. Я смотрю в его голубые глаза, которым восемьдесят четыре года. Какой удивительный человеческий орган — глаза! Глаза отца Уолли, сколько они повидали на своем веку…

Приступ паники. Сигнал тревоги.

А что, если Техасец прибыл на остров? И подкупил местных жителей. Денег у него больше, чем у семнадцати графств, вместе взятых!

Успокойся, Мо! Отец Уолли крестил твою мать. За столом в его гостиной они с Джоном столько лет разыгрывают шахматные баталии, которые свидетельствуют об их нерушимой дружбе. Если ты начинаешь подозревать жителей Клир-Айленда — значит, Техасец уже победил.

— А съездила вообще-то не очень, честно скажу вам, отец Уолли. Привет, Бернадетта!

Местная королева красоты подходит поближе.

— Здравствуй, Мо! Издалека?

— Да, даже дальше.

— Жаль, что опоздала на большую летнюю ярмарку. Столько народу понаехало — из Баллидехоба, из Скалла, даже из Балтимора приезжали. А один орнитолог из Норвегии по имени Ханс влюбился в меня. Пишет мне каждую неделю.

— Он прислал всего два письма, — успевает уточнить вылезшая из-за дырявой бельевой корзины маленькая сестра Бернадетты, прежде чем ее, несмотря на визг, препровождают обратно под прилавок.

— О! Знатная была ярмарка! — говорит отец Уолли. — А уж погода выдалась просто чудо, особенно для фастнетской гонки [72] Fastnet Race — яхтенная регата, проводится у побережья Ирландии раз в два года; длина дистанции — 608 миль. . Правда, пришлось вызывать спасательный катер из Балтимора. Катамаран перевернулся. Может, будешь здесь к гонкам на следующий год?