Гарт Стайн - Как Ворон луну украл

— Ешь, пока не остыло. Я мигом.

Дженна нехотя надкусила оладью. Эдди сел напротив и принялся уплетать завтрак. Он весело — пожалуй, даже чересчур весело — болтал. Похоже, все заранее продумал: пообещал Дженне прогулку по пляжу, потом на лодке по реке Стикин. Рассказал о горячих источниках: они, мол, красивы, но комары там едят поедом. Посмеиваясь, Эдди пил кофе и ел оладьи. Дженна уже не могла смотреть на него. Ей сделалось дурно от страха.

Боялась она вовсе не Эдди, а себя саму. За ночь она переменилась, теперь у нее иные цели: еще вчера Дженна бежала от одного, сегодня стремится к другому. Изменился и ее взгляд на вещи. Дженна слушала Эдди, одновременно чувствуя в воздухе некую затхлость. Возможно, на кухне у Эдди всегда пахло именно так, просто Дженна только сейчас заметила неприятный душок? Словно под ковровым покрытием завелась плесень. Или кухню давным-давно не проветривали, и в ней скопилось слишком много углекислого газа.

Да и краска на стенах вроде как побурела от времени. Все на кухне имело желтоватый оттенок, как страницы старой газеты. Эдди будто поблек, истончился. Вполне может быть, что он — как и кухня — с самого начала был таким, просто Дженна смотрела на старый, привычный мир новым взглядом. Вещи казались ярче, блеск им придавал собственный энтузиазм Дженны. Там, где прочие видели грязь и копоть, она замечала только белизну и чистоту. Даже лампочки на кухне, которые совсем недавно испускали прозрачный свет, сегодня словно пожелтели.

Потускнела и жизнь Дженны.

— Ты, кстати, зачем в больницу ходила? — невзначай поинтересовался Эдди. Как бы между делом. Он боится, чувствует, что происходит что-то непонятное. Потому и приготовил такой изысканный завтрак. Пора ему прямо обо всем сказать.

— Я уезжаю.

Эдди замер с оладьей во рту и посмотрел на Дженну:

— Уезжаешь? Сейчас?

— Да.

— Почему?

Дженна пожала плечами:

— Мама всегда говорила: через три дня от объедков и гостей пора избавляться. Мое время вышло.

— Ну, для меня-то ты не объедок.

Они оба попытались улыбнуться, однако на лице Эдди читалось разочарование.

— Нет, правда, почему? — допытывался он.

— В больнице лежит человек, который сказал мне, где искать шамана. Я должна найти индейца.

— Ты что, серьезно?

— Абсолютно.

Эдди отмахнулся со смехом:

— Ну и ладно.

— Что значит «ну и ладно»? — слегка раздраженно переспросила Дженна.

— Я-то думал, ты в эти сказки не веришь.

— Я такого не говорила. Это ты в них не веришь.

— А-а, ну понятно.

— Эдди, извини, но мне пора. Надо довести дело до конца.

Эдди поднялся и убрал посуду в мойку.

— Да ладно, брось. Раз пора — иди, я все понимаю. Поступай, как считаешь нужным. Я в чужие дела не лезу, просто к тебе вроде как привык. Это уже мои проблемы, не надо быть эгоистом. Так что в добрый путь, Бог в помощь. Ступай.

Отвернувшись, Эдди принялся намывать чугунную сковородку. Что Дженна могла ему предложить? Ничего. Закончив со сковородкой и не выключая воду, Эдди сгорбился над мойкой. Да, Дженна подвела его, и ей от этого тошно. Но она должна идти. Ею движет то же чувство, которое заставило бросить Роберта на злополучной вечеринке. Это чувство гнало ее прочь. Пока Дженна не разберется с собой, на других людей времени у нее нет.

Дженна молча прошла в спальню и собрала вещи. Встала посреди комнаты и огляделась. Надо запомнить спальню. В последнее время Дженна нигде подолгу не задерживается, поэтому хотелось сохранить в памяти каждое место, где она побывала. Впрочем, нет, ей скорее хотелось, чтобы сами места ее помнили. Дженна сняла с шеи кулон с изображением куштака и положила его на комод. Вот так, она оставила частичку себя и может смело уходить.

Эдди все еще мыл посуду на кухне. Дженна вытащила из бумажника шестьдесят долларов и подошла к нему сзади.

— Вот, спасибо за все, — сказала она. — Хоть как-то расплачусь за гостеприимство.

Она протянула ему деньги, однако Эдди оттолкнул ее руку и покачал головой:

— У нас был уговор. За жилье ты платишь общением. Все.

На Дженну он даже не взглянул. Как ребенок, ей-богу. Потерял цацку и теперь жалеет себя. Дженна чмокнула его в щеку:

— Лечи свою руку.

Эдди рассмеялся:

— Куда ж я денусь!

— Недельки через две позвоню. Поболтаем, вспомним проведенное вместе время.

— Ну-ну.

Дженна подозвала Оскара и за поводок отвела собаку к двери.

— Эдди, — обернулась она у выхода, — мне правда жаль. Надо идти, остаться не могу.

Он посмотрел на нее своими голубыми глазами и кивнул:

— Да, да…

Выйдя и закрыв за собой дверь, Дженна отправилась в город.

Эдди простоял перед закрытой дверью несколько минут. Словно животное, запертое в клетке. Потом снял рубашку и посмотрел на больную руку. Перевязь крепилась за спиной. Он как в смирительной рубашке, его лишили голоса, сбросили на дно колодца и сейчас накрывают люком, запирают в полной темноте. Он будто в тисках, отчаянно пытается дышать, но не может пошевелиться.

Злобно сорвав повязку, Эдди поднял руку. Она ослабела, мышцы атрофировались за месяц бездействия. Этот процесс не остановить; застой, энтропия губительны. Вселенная и та подвержена энтропии, только почему, черт возьми, надо было продемонстрировать это Эдди на примере его собственной руки?!

Он присмотрелся к пурпурному шраму с красными следами от швов — доктор снял их уже неделю назад, но рана выглядит так, будто вот-вот снова откроется. Эдди сжал кулак — не больно. Он как-то поработал рукой немного — она почти ничего не чувствовала. Ну и ладно, это ведь всего лишь механизм, вроде клещей. Ими можно просто хватать.

Эдди стал сгибать руку, напрягая бицепс, пока предплечье не оказалось под прямым углом к плечу. Стиснул зубы и повел руку дальше, ощутил натяжение. Разорванная плоть на стыке не совсем заросла и противилась. Шрам начало сильно покалывать; казалось, все кровеносные сосуды в руке вот-вот лопнут, разом. Боль сделалась нестерпимой. Эдди вспотел, пытаясь преодолеть проклятую скованность. Наконец он сумел коснуться пальцами подбородка и расслабился. Опустил руку. Проковылял на кухню, рухнул на стул и закурил сигарету.

Дженна вошла в его жизнь совершенно неожиданно. Она была незнакомкой, но что-то их объединило. Оба они одиноки, а Эдди к одиночеству не привык, особенно в летнюю пору. Обычно он проводил лето с компанией мужиков: вшестером они ели, пили, спали. Заболеет один — болеют все шестеро. Подфартит одному — богатеют все разом. Зимой недостаток общения Эдди компенсировал походами в бар. Правда, летом в маленьких темных пивнушках все иначе. Ребят не увидишь. Летом бары пустеют. Травма выдернула Эдди из привычного окружения, оторвала от дома и предоставила себе самому. И тогда явилась она.