Анатолий Маев - Генетик

— Почему у них такие лица?

Зайцевский, сцепив пальцы в замок, обхватил руками живот снизу, будто опасаясь уронить его, и со знанием предмета объяснил:

— Это характерные изменения лица, присущие синдрому. Внешние признаки появляются постепенно. С учетом того, что недуг начинает развиваться с рождения, когда ребенок, разумеется, еще не говорит, характерные изменения лица и речевые манифестации проявляются одновременно. То есть к тому моменту, когда больной начинает говорить, чаще всего в полтора-два года, внешние признаки успевают сформироваться.

— Скажите, доктор, а болезнь лечится?

— Увы, дорогой мой. Заболевание хромосомное, с патологией на этом уровне медицина пока бороться не может.

— Почему одни мальчики?

— Еще одна загадка болезни. Гемофилия — тоже болезнь мужского пола, но там все понятно, ее только женщины передают и только мужчины болеют. А тут — нет: утроение хромосом никак с полом не связано. Кстати, синдром Дауна, к примеру, и у мальчиков, и у девочек встречается. Двадцать первая аллель. Здесь то же самое в принципе, только аллель другая, четырнадцатая.

— Что же делать? Неужели нет выхода?

— Избавиться от болезни никаких шансов нет. Ваша задача — адаптировать ребенка социально. Синдром обусловливает характерные изменения лица и слабо выраженную умственную отсталость. Частые приступы, особенно большие, могут существенно затруднить развитие ребенка. Я напишу вам свое заключение, передайте его участковому педиатру.

— Но какое-то лечение все равно существует, если у вас здесь целая палата на семь человек, — пытался докопаться до истины председатель.

— Небольшое уточнение: на восемь — одно место свободно.

Уточнение Вараниев принял как недоброе предзнаменование.

— А что касается лечения… К сожалению, никакого лечения нет.

— Профессор, но ведь дети не могут находиться в больнице просто так.

— Конечно же, дорогой мой друг, они не за «просто так» у меня в клинике находятся — они за деньги здесь. «Просто так» сейчас в последнюю районную больницу не ляжешь.

— Но ведь вы сказали, что лечения не существует! — удивился Вараниев.

— Сказал и не отказываюсь от своих слов, — подтвердил Зайцевский.

— Ничего не понимаю: если синдром не лечится, какая польза от пребывания больных здесь?

— Никакой, — уверенно констатировал профессор.

— Может быть, я схожу с ума, поэтому ничего понять не могу?

— Вы удивлены? Объясняю: я сказал, что лечения нет, но не говорил, что не делается попыток его найти.

— Профессор, вы думаете, что это возможно? — с еле слышимыми нотками надежды в голосе спросил Вараниев. И получив отрицательный ответ, уточнил: — Получается, вы сами не верите в проводимое лечение?

— Не совсем так: лечения я не провожу — только наблюдаю.

— Потому, что наблюдения помогут найти лечение? — допытывался председатель.

— Нет. Потому, что родители пациентов платят деньги, — без тени смущения объяснил профессор.

— За что же они их платят? — чуть ли не вскрикнул Виктор Валентинович.

— Хотя бы за то, что дети находятся под присмотром крупнейшего в мире специалиста по «синдрому попугая».

У Вараниева тут же затеплилась надежда, что «крупнейший специалист» как-то сможет помочь, а потому он задал закономерный вопрос:

— Я могу с ним поговорить?

— Вы с ним уже четверть часа говорите! — последовал ответ.

«Скользкий и опасный тип», — подумал председатель о профессоре перед тем, как покинуть клинику.

Хвостогривову жуткая новость не расстроила. Под предлогом воспитания неполноценного ребенка она добилась увеличения ежемесячного содержания.

Больше всего Вараниев боялся реакции господина Гнездо. Ведь именно его деньгами оплачивались аппаратура и труды Ганьского, квартира Хвостогривовой, выдавались вознаграждения врачам. И именно Вараниев убедил спонсора вложиться в перспективное якобы дело, в красках разрисовав ему, как новоявленный Вождь приведет партию к власти и сполна отблагодарит всех, кто заслужил. Много чего наобещал председатель, а потому не знал, как донести новость до господина Гнездо. Советоваться он поехал к Шнейдерману.

— А ты пока не говори! — предложил Боб Иванович. — Сегодня не лечат, а завтра, глядишь, научатся. Я вон недавно прочитал, что в Эстонии одному учителю голову от шимпанзе пересадили, и ничего — живет. Правда, по деревьям стал лазить и рожи корчить.

— Зачем пересадили? — сомневаясь, не шутит ли Шнейдерман, спросил Вараниев.

— А черт их знает, — ответил второй человек в партии, — об этом не сообщали. Короче, поменяли, и все. А лет десять назад о таком даже и не думали. Да и мало ли что сказал тот профессор! Может быть, он не знает, как лечить, а другой знает.

«Нет уж, Зайцевский точно знает, что говорит, по нему видно», — подумал Вараниев. Но тут ему вспомнились слова Ганьского о болезнях, обусловленных генно-хромосомной патологией: «…после установления диагноза узнать имена ведущих специалистов в каждом конкретном случае и обращаться к ним. И только к ним!»

На следующее утро Вараниев и Шнейдерман отправились в Главную врачебную библиотеку. С большим трудом, потратив много часов, они сумели найти то, что искали, — «Биенальный справочник болезней и синдромов. Ведущие специалисты мира».

Вараниев открыл книгу.

Промелькнули «Инфекционные болезни», «Урология», «Абдоминальная хирургия», «Психиатрия» и многие другие разделы, пока наконец не отыскались «Хромосомные болезни и синдромы». Разволновавшийся председатель отложил книгу и вышел перекурить. Сигарета в руках Вараниева всегда означала лишь одно — нервничает. Вернувшись, он сел на стул рядом с Бобом Ивановичем.

— Не то, все не то! — повторял Шнейдерман, вслух читая названия недугов: — «Синдром Шерешевского-Тернера, синдром Нуннана, синдром Орбели…» — И наконец наткнулись на строку: «Синдром попугая. Ганьский, Аполлон. Россия. Москва. Безработный».

Товарищи по партии уставились друг на друга. Потрясение было настолько велико, что слова подошедшей к столу сотрудницы библиотеки «Господа, перестаньте кривляться! Вы в библиотеке, а не в продуктовом магазине» не вывели их из состояния оцепенения.

Первым пришел в себя Боб Иванович:

— Это шанс! Я точно тебе говорю, это шанс!

Вараниев тяжело посмотрел на соратника:

— Ты думаешь?

— Почти уверен! — убежденно ответил Боб Иванович.

— Он нам не поможет: я не заплатил ему.

— Не заплатил — заплатишь, — убеждал Шнейдерман.

Но оптимизм к председателю не приходил:

— С чего заплачу? Я на эти деньги Жанетте квартиру купил.

— Как купил, так и продашь, — объяснил второй человек в партии.

— А воспитывать Вождя ты будешь? На партийной квартире?