Анатолий Маев - Генетик

— Какой у мальчика аппетит? Как идет вскармливание? — спросил ученый.

— Да жрет все подряд! — простодушно ответила Хвостогривова.

— Будьте столь любезны, — обратился к ней Ганьский, — поясните поподробнее насчет рациона ребенка.

— Все ест, что на столе видит. Правда, хрен не любит. И капусту квашеную. А горчицу может ложками есть. Сидит и ест, за уши не оторвешь.

— Я восхищен! — удивленно воскликнул Ганьский. — Вижу абсолютные знания по теме питания грудных детей. Погодите… Как это «сидит и ест»? В шесть месяцев? Идавно он у вас «сидит и ест»?

— Не помню точно… Ну, месяцев с трех, наверное.

— Так как же он сидит — ведь он и голову-то еще неуверенно держит? — недоумевал Ганьский, просунув ладонь под затылок ребенка.

— А я его подушками закрепляю, чтобы на пол не шмякнулся.

— Вы потрясающая мать! Вы преисполнены заботы и трепетно несете приятное, но нелегкое бремя материнства! Но почему малыш за столом-то сидит, а не в кровати или в манеже?

— Там он орет. Я специально его за стол усаживаю, тогда он жрет и жрет, пока набок не завалится и не уснет, — объяснила Хвостогривова.

— А как же мальчик дотягивается? — не мог понять Ганьский.

— Так я ему все с краю ставлю.

— И горчицу?

— И горчицу тоже. А не поставь — так орать будет, что хоть из дому беги!

— Мне необходимо два-три кубика крови ребенка, — неожиданно заявил Ганьский, на которого Жанетта Геральдовна произвела сильное впечатление. Увидев недоумение на лицах гостей, ученый пояснил: — То есть два-три миллилитра. Но учтите: никаких поликлиник — только в частном порядке! Возьмите с собой сумку со льдом, поместите туда пробирку с кровью и как можно быстрее ко мне. С сегодняшнего дня строжайшая диета! — Лицо ученого сделалось напряженным. — Никакой горчицы! Побольше соков, протертые фрукты, овощи, каши, отварное мясо. Молочные продукты — обязательно из молочной кухни. Я жду вас с кровью. И вот еще что: договоритесь с медсестрой — необходимо будет в течение двух часов внутримышечно ввести тот препарат, который я дам утром следующего дня.

Уже несколько суток дух Шнейдермана витал в съемной квартире Виолетты. Второму человеку в партии здесь нравилось. Ему нравилось буквально все, но больше всего сама Виолетта. Молодую женщину не посещало дурное настроение! Даже когда Боб Иванович случайно наступил на хвост ее любимому коту и тот завизжал так, что перепугал попугая, жившего в огромной клетке, реакция Виолетты была выражена одной фразой: «Бибик, ходи осторожнее».

К коту Шнейдерман относился нейтрально, попугая же с первого дня недолюбливал за то, что тот слишком много говорил, и чаще всего невпопад. Дурное влияние телевизора не обошло стороной австралийскую птицу: она повторяла целые фразы из телевизионных передач. А на третий день своего пребывания в квартире гость птицу невзлюбил по-настоящему, обнаружив, что пернатый позаимствовал элементы и из его речи.

— Как дела, любимая? — услышал Шнейдерман, выходя из туалета.

Вместе со словами «Закрой клюв, дятел!» попугай получил огромное банное полотенце на клетку, после чего замолчал. Виолетта, вернувшись с работы и не услышав привычное «Привет, мамочка», сразу поняла, в чем дело. Она, мягко улыбаясь, попросила Боба Ивановича более не применять подобный метод воздействия на пернатого друга.

Спустя день хвост кота пострадал вновь, и Барсик поменял образ жизни: забивался в щель между диваном и стеной, и никакими уговорами его не удавалось выманить. Кот покидал убежище, лишь когда Шнейдерман закрывал дверь квартиры снаружи. Но самые удивительные изменения произошли с попугаем: он начал заикаться, повторяя одну и ту же фразу: «В Гвадалахаре побывать я не успею…»

— Где он набрался этого? — удивлялась Виолетта.

— По телевизору и не такое услышишь, — откликнулся Шнейдерман.

Аполлон Юрьевич получил пробирку с кровью в десять утра, и сразу загудела центрифуга, разделяя кровь на фракции.

Ученый вышел из комнаты под утро следующего дня весьма и весьма утомленным. Он проследовал на кухню к телефону. Как назло, номер Вараниева найти не удавалось, а время было дорого. И Аполлон Юрьевич позвонил Макрицыну. Еврухерий не спал: головные боли, мучившие его последние несколько месяцев, с начала недели усилились и делали ночной сон рваным и неглубоким, к врачам же ясновидящий идти категорически не хотел. Сообщив номер телефона, он изъявил желание повидаться.

Ганьский связался наконец с председателем:

— Срочно приезжайте! И пусть мамаша с младенцем немедленно едет к медсестре, чтобы не терять время.

Примчавшийся вскоре Вараниев положил изготовленный ученым препарат в сумку со льдом и бегом вернулся к поджидавшему его такси. Не прошло и часа, как Велику была сделана инъекция, о чем председатель радостно доложил Ганьскому.

— Очень хорошо, — резюмировал Аполлон Юрьевич, растягивая «ч», — мне необходимо видеть ребенка каждые две недели. Через месяц-полтора можно будет судить о результатах. Да, вот еще что: есть вероятность повышения температуры. Можно вызвать врача, но никаких лекарств без звонка мне.

Легко перекусив, Аполлон Юрьевич, отправился наконец отдыхать. Проснулся под вечер, когда Марина, вернувшаяся с работы, хлопотала над ужином. Ученый чувствовал себя уставшим и разбитым. Переутомление давало о себе знать: за прошедший месяц он похудел на семь килограммов.

На следующий день, как обычно ни свет ни заря, явился Макрицын. Ганьский не видел его больше месяца и сразу отметил перемены, произошедшие с другом, — правый глаз ясновидящего был выпучен, как у больного базедовой болезнью, но левый оставался нормальным. Прямо с порога Еврухерий обратился к ученому:

— Полоша, хочу посоветоваться с тобой: что-то мне не по себе. Примерно год назад или чуть-чуть раньше у меня появилась способность читать чужие мысли — на улице, на выступлениях. Но начала болеть голова. Читать мысли мне становится все легче, а голова болит все сильнее. А теперь вот с глазом что-то непонятное. По ночам просыпаюсь — голова болит, очень есть хочется, в правом ухе шумит, будто вода попала. Как ты думаешь, может, я слишком переутомляюсь?

— Сколько выступлений ты проводишь за месяц? — спросил Ганьский.

— Когда два, когда пять.

— А остальное время?

— Сплю, вечерами гулять хожу. Иногда с женщинами встречаюсь. Ну, в магазин сбегаю, белье в машинку запущу, подмету в квартире. Партийными делами занимаюсь, но немного. Вот и все, — подытожил Макрицын.

Аполлон Юрьевич несколько минут ходил по комнате, пока не сформулировал свое мнение:

— Уверен, что это не переутомление. Если бы оно давало такие последствия, то у меня оба глаза размером с мяч стали бы, а голова разорвалась, как противотанковая мина. Мой тебе настоятельный совет: обратись к хорошему врачу. Если не найдешь — дай знать, я попытаюсь тебе помочь.