Фиона Макинтош - Хранитель лаванды

— Совершенно немыслимо, — согласился Штюльпнагель. — Как вы и говорите, фон Шлейгель лишь подтвердил слова Эйхеля. Да и потом, вы же знаете гестаповцев, полковник — они всегда рады сеять сомнения.

— Вы считаете, он солгал?

— Нет, Килиан. У него нет никаких причин лгать о мадемуазель Форестье, но он пытался отыскать невидимые связи.

Килиан задумался.

— Подозреваю, он втайне презирает таких, как я, кто вел более… ну, скажем, привилегированную жизнь… Уже тот факт, что гестапо мной заинтересовалось, таит потенциальную опасность. Мне бы очень не хотелось испортить все дело. Если я представляю хоть какую-то угрозу, меня следует убрать из общей картины.

Генерал кивнул.

— Да. К сожалению, кроме вас, в Париже у меня нет никого, кому бы я рискнул довериться. Мне нужен человек с вашим опытом работы с людьми.

— Что же мне теперь делать? — спросил Килиан.

— Ничего. — Генерал допил кофе. — Как вы сказали, этот тип уехал.

— А Лизетта Форестье?

— Вам она нравится?

Килиан кивнул, не готовый признать, насколько же она ему нравится.

— Она из хорошей семьи. Я проверю ее связи. Поддерживайте с ней отношения и установите слежку. На карту поставлено слишком многое. Наблюдение лучше поручить человеку незаинтересованному… Найдите кого-нибудь надежного, не из вашего ведомства. Лучше всего — гражданское лицо.

— Да, конечно.

— И, может, у вас найдутся какие-нибудь дела вне Парижа, на неделю-другую? Дайте себе передышку, только не прерывайте связи с моим штабом — вы можете понадобиться нам в любую минуту.

Килиан задумался.

— Я давно уже откладываю одну поездку… Спасибо, генерал.

— Пока все идет по плану. Тем не менее я ценю ваши решительные действия. Уведомляйте меня обо всем, что покажется вам странным.

Килиан поднялся.

— А вы дадите мне знать, если ваши источники обнаружат что-либо необычное о Лизетте Форестье?

— Разумеется. — Штюльпнагель развернулся в кресле и посмотрел на просторы садов. — Полковник, я, пожалуй, несколько минут посижу на весеннем солнышке…

Они пожали друг другу руки.

— Не забудьте представить меня парижскому епископу, — произнес Штюльпнагель громко и жизнерадостно.

— Конечно, генерал.

— Превосходно. До свидания, полковник Килиан. Хайль Гитлер!

Килиан прокладывал себе дорогу сквозь толпу людей, отогревающих замерзшие за зиму кости и заледеневшие сердца. Теплый весенний денек его не радовал.

После встречи с Вальтером Лизетта вернулась к себе молчаливая и удрученная. Ее больше не страшила встреча с фон Шлейгелем, зато волновало, успел ли гестаповец поговорить с Маркусом Килианом. Если успел, то ее задание провалено, а жизнь висит на волоске.

Предельно сосредоточившись на работе, Лизетта кое-как сумела дотянуть до конца дня. Наконец сотрудники начали собираться по домам, но девушка мешкала, стараясь не думать ни о Маркусе, ни о Люке, ни о фон Шлейгеле, ни о том, что из нее смогут вытянуть пытками. Впрочем, наверное, допрашивать ее не станут, а сразу сочтут виновной — выведут на задворки какого-нибудь неизвестного здания и пустят пулю в голову. Наверняка то же самое случилось в Л’Иль-сюр-ла-Сорг. Лизетта не сомневалась: Люк каким-то образом причастен к смерти старика. Жаль, ей так и не хватило смелости узнать. А что теперь? Доведется ли ей еще когда-нибудь с ним поговорить?

Надо предупредить его об этом новом повороте событий. Но как? Затерявшись в мрачных думах, Лизетта торопливо шагала домой, не обращая внимания на тепло догорающего погожего дня.

Килиан впервые присмотрелся к своему шоферу. Он и не подозревал, как они похожи внешне, даже роста одинакового! Словно братья!

— Ваша семья родом из Пруссии, Леве?

— Из Баварии. Но я не знаю точно, откуда мои родители.

— Гитлер захотел бы поместить вас на какой-нибудь из своих плакатов.

— Тогда, выходит, и вас, полковник.

— Я для этого уже староват. — Килиан решил рискнуть. — И, к сожалению, я не такой образцовый нацист, как бы ему хотелось.

— Я тоже, полковник, — осторожно ответил его собеседник. Килиан понял, что его самым внимательным образом изучают.

Он коротко кивнул. Разговор зашел на опасную территорию.

— Спасибо, что так быстро пришли, Леве.

— Я в вашем распоряжении, полковник. Чем могу служить?

— У меня к вам необычная просьба, — начал Килиан. — Прошу, садитесь.

Они расположились в дальнем углу кабинета полковника. Удобные кресла и низкий столик создавали атмосферу, более располагающую к непринужденной беседе, чем письменный стол. Килиану нравилась гордость Леве: хотя тот и занимал несравненно более низкое положение, но совершенно не тушевался.

— Вы как-то упомянули, что умеете молчать… Я впечатлен этим вашим умением.

— Так точно.

— Мне оно снова понадобится.

— Хотите, чтобы я подвез мадемуазель Форестье?

Килиан через силу улыбнулся.

— Все немножко сложнее. Да, я хочу, чтобы вы ее подвозили — собственно говоря, хочу, чтобы с сегодняшнего дня именно вы отвечали за то, чтобы отвозить мадемуазель Форестье, куда она ни прикажет.

— Я бы с удовольствием, полковник, но…

— Не волнуйтесь, с вашим начальством я все улажу.

— Хорошо. Но, полковник, что такого сложного в том, чтобы возить мадемуазель Форестье?

— Сложности начнутся, если я придам этому сопровождению несколько иной характер.

Леве открыл было рот, а потом нахмурился.

— За ней надо следить?

Килиан кивнул.

— Зачем?

— Вам это знать ни к чему.

— Что именно вас интересует?

— Где она бывает, с кем встречается.

— Для этого мало просто следить за человеком с водительского сиденья. Вы просите меня организовать наблюдение за мадемуазель Форестье… верно?

— Да. Я хочу, чтобы вы следовали за ней неотступно, как тень. Это надо хранить в строжайшей тайне.

— А еще кто-нибудь об этом знает?

— Нет, — солгал Килиан. — Я прошу вас сделать это ради меня.

— Но почему именно я?

— Вы — лицо гражданское, примерно одних с ней лет, вам легче вращаться в ее кругу. Но главным образом, Леве, я прошу вас, потому что, по-моему, на вас можно положиться. Вам можно доверять? — спросил Килиан, вперив в собеседника испытующий взгляд. Ответный взор Леве не дрогнул.

— Да, можете. Но вы говорите о доверии, а это вещь обоюдная. Могу ли я быть уверен, что для слежки за молоденькой женщиной есть веские причины?

— Можете. Наблюдение устанавливается как необходимая мера предосторожности.

— Против чего, полковник?

— Мое положение требует от меня быть начеку. Эта женщина вошла в мою жизнь слишком неожиданно, так что я всего лишь проявляю разумную заботу о безопасности. — Он замялся, лгать было неприятно. — Офицерам не следует забывать о бдительности.