Борис Палант - Дура LEX

— Утешает, что ты хотя бы операцию по ее похищению обдумываешь.

— Тоже до определенного предела. Нельзя себя жестко программировать, нужно быть готовым ко всему. Если подвернется какая-нибудь благоприятная ситуация, надо суметь ею воспользоваться, сковывать себя заранее намеченным планом глупо.

Меня удивило, что Коэн задавал мне практически те же самые вопросы, что ранее задавал Алик. Алик очень сомневался в конечном смысле всего предприятия и гораздо сильнее, чем Коэн, сомневался в благоразумии поступка. Кроме того, в отличие от Коэна Алик знал, чем может закончиться вся история для родителей и сестры Люды — затаскают на допросы, попрут с работы, а то и чего похуже. Знал об этом и я. Может быть, поэтому мне легче было обсуждать операцию с Бернис или моими наивными американскими друзьями, чем с Аликом. Бернис — мистический голос сверху или снизу, все предопределено, карты Таро не врут, а американским друзьям и в голову не пришло бы задать вопрос: «А для чего ты все это затеял?» или «Оправдывает ли операция риски для родных и близких Люды?» Как я мог дать Алику четкий ответ на первый вопрос или слукавить, отвечая на второй? Я раздумывал над вопросом «как это сделать?», а Алик — над вопросом «для чего это делать?». И у обоих на сердце было тяжело.

В Нью-Йорке июль всегда жаркий.

Спускаешься в сабвей, как в преисподнюю, — липкая влага обволакивает тебя, нечем дышать. Тогда не продавали на каждом углу воду в бутылках, и большинство вагонов нью-йоркского метро не имели кондиционеров. Вагоны были расписаны графитти, окна летом открывались, жар снаружи смешивался с жаром внутри.

Я мотался по судам, помогая боссу в мелких делах, однако одно дело, которое он мне доверил, было крупным как по сумме, так и по калибру ответчика. Один русский коллекционер, который умудрился переправить на Запад почти всю свою коллекцию, открыл в Манхэттене картинную галерею.

Периодически он выставлял на аукционы значительные произведения искусства. Каким-то образом аукцион Кристи потерял несколько его работ. Работы не были проданы, и Кристи должен был их тут же вернуть в галерею. Казалось бы, чего тут судиться — ну, потеряли, бывает, заплатите владельцу рыночную стоимость работ, и дело с концом. Ведь все работы были застрахованы. Но Америка — страна сутяжная. Кристи уже согласился заплатить восемьдесят процентов от начальной аукционной цены, рассуждая, что раз работы не ушли за начальную цену, то покупная цена, равная восьмидесяти процентам от начальной, будет справедливой. Клиент же хотел сто двадцать процентов от начальной, настаивая на том, что аналогичные работы на аукционе Сотби — конкуренте Кристи — уходили минимум за цену, равную ста двадцати процентам от начальной. Разница в сорок процентов составляла восемьдесят тысяч долларов. Счет нашему клиенту за юридические услуги перевалил за сто тысяч. Кристи, который пользовался более дорогими адвокатами, наверняка уже попала тысяч на сто двадцать пять, если не больше. Упорство сторон играло на руку всем адвокатам.

Мой босс должен был допрашивать сотрудников Кристи, которые проводили аукцион и хоть как-то соприкасались с лотами нашего клиента. Я готовил босса к допросу, предоставляя ему выкладки юридических доктрин на данную тему, а также информацию о практике аукционов, страховке предметов искусства и процедурах по хранению и отправке картин их владельцам. Босс был старше меня на пару лет, но он был прирожденным адвокатом — мудрым, уравновешенным, знающим, когда идти на компромисс, а когда стоять насмерть. У меня сложились с боссом дружеские отношения, но я его не посвятил в планы похищения Люды из Югославии. Умный человек такие планы одобрить не мог. Наверное, он бы сказал: «Ты не можешь во всей Америке найти одну красивую и умную еврейку?» И был бы прав.

Вторая неделя июля принесла хорошие новости из Буффало: у меня появились две надежные точки — одна в Карловаче и одна в Мариборе. Я позвонил Зорану, который «принес» Марибор, и попросил его начать договариваться насчет доставки нас всех (Люды, Алика и меня) как можно ближе к границе, откуда мы совершим финальный бросок в Австрию. Кроме того, не имея понятия, какой тропинкой идти, через какие кусты продираться, я также попросил Зорана собрать как можно больше информации на эту тему. Зоран перезвонил через день и сказал, что его контакт в Мариборе доставит нас бесплатно к точке, откуда до границы буквально рукой подать — пешком пройти не больше трех километров. Выступать нужно будет после полуночи, чтобы добраться до Австрии до четырех утра. Поскольку австрийских пограничников на границе не будет, нужно будет максимально углубиться на территорию Австрии — бывали случаи, когда югославские пограничники задерживали нарушителей уже на австрийской территории и без всяких международных конфликтов доставляли их обратно — прямиком в мариборскую тюрьму.

Я купил компас и нож. Не защищаться от югославских пограничников, а просто потому, что в дороге всегда нужен нож. Я записал мелким шрифтом все добытые югославские контакты, адреса и номера телефонов и сделал пять копий каждой записи. Пришлось тщательно продумать, куда спрятать эти записи, — одну наметил зашить в ручку сумки, другую затолкать под стельки сникеров, третью спрятать в футляре для солнечных очков. Самые главные имена, адреса и номера телефонов я просто запомнил, особенно ценными мне казались координаты мариборца Иво.

В конце июля я прокатился в Буффало, чтобы еще раз повидаться со своими югославскими друзьями и получить подтверждение, что все контакты на месте. К Бернис я не заходил. В конце июля произошло еще одно важное событие — в Америку приехала на две недели мама Ляли, жены Алика, а это значило, что появилась возможность передать Люде устные инструкции.

В 1981 году никто из Советского Союза в Америку в гости не ездил. У Лялиной мамы, Елены Андреевны, в Америке жила с середины сороковых годов родная сестра, Лидия Андреевна. Во время войны она была угнана в Германию, откуда, как и сотни тысяч других «перемещенных лиц», в основном из Украины, эмигрировала в США. Лидия Андреевна была смертельно больна и хотела попрощаться с сестрой. Елена Андреевна пошла в харьковский ОВИР просить визу в США. Там ее спросили, правда ли, что ее дочь живет в Америке со своим мужем. «Правда», — честно ответила Елена Андреевна. «Ну а если вы будете в США, вы конечно же навестите свою дочь», — разумно предположил работник ОВИРа. «Конечно навещу», — бесхитростно сказала Лялина мама. «Вот поэтому-то мы вас туда и не пустим, — радостно сказал овировец. — Есть инструкции, касающиеся тех, кто покинул территорию СССР и осел за границей, — к таким советских граждан пускать в гости нельзя».