Пенни Винченци - Искушение временем. Книга 1. Не ангел

И тогда она снова пронаблюдала за собой и поняла, как много ей удалось в ту ночь. Но это было самое трудное из всего, что ей когда-либо приходилось делать.

Выход «Меридиана» был намечен на первое декабря, а в течение всего ноября шли подписные обеды, на которых владельцы книжных магазинов всех крупных городов общались с издателями и автором и подавали заявки на книгу.

— По-моему, заказ на печать придется увеличить, — сказала Селия Себастьяну. — А еще Оливер планирует чудесный обед в твою честь в день выхода книги.

— Ты там, надеюсь, тоже будешь, — произнес он, проводя пальцем по ее щеке.

— Перестань, Себастьян. Не здесь. — Она страшилась малейшего намека на их отношения, особенно в стенах офиса, а он вел себя опрометчиво, поддавая дверь, когда она закрывалась за Оливером, извлекая букет из-за спины, страстно целуя ее, когда она склонялась над столом, сидя на диване в ее кабинете и говоря ей о любви. Иногда Селия со страхом думала, что Себастьян делает это нарочно, надеясь, чтобы об их связи узнали все. Боже, этого нельзя допустить. — Конечно, я буду на твоем обеде, — заверила она его, — хотя сначала Оливер планировал провести его в «Гаррике», и туда бы мне, разумеется, не попасть. Но я подняла ужасный шум.

— Хорошо. Иначе я отказался бы.

— И тем самым выдал бы нас с головой? В общем, в итоге обед перенесли в «Рулз».

— В «Рулз»! Наш ресторан!

— Себастьян, это не наш ресторан. На самом деле у меня весьма печальные воспоминания о той нашей встрече.

— Чепуха. Именно там я понял, что ты меня любишь. Вернее, что я могу на это надеяться.

— И впрямь чепуха, — усмехнулась она, — ты меня просто взбесил тогда.

— И расстроил. Ну… в общем, разбередил. Я был страшно обрадован, — самодовольно добавил он.

Селия молчала. Ее по-прежнему беспокоила жена Себастьяна: не ее существование, а особое отношение к ней мужа и его довольно расчетливое допущение, что с этим ничего не поделаешь.

— Она вполне довольна своим статус-кво. Есть у меня ты или нет, ее это даже не волнует, дорогая. Она и так получает от меня все, что хочет.

Как все неверные супруги, Селия очень боялась спросить, спит ли он все еще с женой или нет. Себе она внушала, что, конечно же, нет, что они наверняка живут как брат и сестра.

В любом случае Селия не имела права задавать подобный вопрос: у нее тоже был муж, и с тех пор, как он вернулся из Нью-Йорка, она неоднократно спала с ним. Приходилось. Это было трудно и со временем не становилось легче. Просто кошмар: она лежала, подчиняясь мужу, пытаясь ответить, и ей это в конечном итоге удавалось, но думала она только о том, чувствует ли он, видит ли в ней перемену — в том, как она ведет себя, в том, какова она с ним. Усилием воли Селия запрещала себе вспоминать о Себастьяне, о его ласках, его бурной, испепеляющей любви, внушала себе, что, до того как они с Себастьяном познакомились, до войны, они с Оливером были замечательной парой, что они обожали заниматься любовью и вообще обожали друг друга, поэтому она не станет его отвергать. Близость с мужем она не должна воспринимать как что-то низкое, только как супружеский долг. С Оливером все иначе, чем с Себастьяном, но от этого он не хуже. Вовсе не хуже.

Чувство вины сделало ее очень нежной по отношению к Оливеру — чуткой к его постоянным недомоганиям, терпимой к его капризам в еде, к его физической слабости. Хотя, надо сказать, с этим стало проще, после того как он вернулся из Америки.

— Мне кажется, ты влюбился в Америку, — однажды со смехом сказала Селия, — как твой брат. Тебе еще не хочется перебраться туда?

Она смирилась даже с бесконечной критикой Оливера, которая через некоторое время после его возвращения опять возобновилась. Странным образом его недовольство помогало ей чувствовать себя не так скверно. Случались дни, когда Селия вообще забывала о своей вине, тогда она бывала особенно терпелива и великодушна и с радостью принимала его в постели.

В другие дни, когда она бывала с Себастьяном — не обязательно в постели, а просто слушала его, разговаривала с ним, размышляла над тем, как она любит его, как хочет его, сравнивала свою прежде монотонную жизнь с ослепительным блеском того, что она благодаря Себастьяну познала теперь, — она чувствовала себя ужасно, как при физической боли: ей было стыдно за то, как нагло и жестоко она обманывала Оливера. В такие дни Селия часто вспоминала о матери, о ее длительной внебрачной связи, о том объяснении, которое однажды так потрясло ее: мать сказала, что в этом нет зла, скорее, наоборот, при условии что все строго ограничено рамками брака, и думала, что сама она поступает намного хуже. Потому что у нее с Себастьяном был не просто секс, а любовь. Вопреки ее нежеланию признавать это, она знала, что это так. Она забрала любовь, которую некогда испытывала к Оливеру, просто отняла у него и расточала теперь Себастьяну. И хотя Оливер не знал об этом, он неизбежно был обделен любовью.

Они с Себастьяном не говорили о будущем, они держали будущее на расстоянии вытянутой руки — страшную, пугающую даль, которая однажды приблизится к ним и поразит их. Как при родах, боль будет безжалостной и неизбежной. Через нее предстояло пройти либо Оливеру, либо Себастьяну, а ей — в любом случае. Но пока для них все это не существовало, они подобного не допускали, они жадно вкушали то, что имели, и оно было невероятно сладостным…

— А теперь я предлагаю всем встать и поднять бокалы за «Меридиан» и за Себастьяна Брука.

— За «Меридиан»! За Себастьяна!

Бокалы с шампанским были подняты, заиграв золотом в блеске свечей. Все зааплодировали. И заулыбались. Собрание было небольшое, и все свои: Селия, Оливер, Джеймс Шарп, два старших редактора, ММ, прибывшая по такому случаю, Джилл Томас, приехавшая по настоянию Селии, Пол Дэвис, который на сей раз вел себя довольно скромно.

Оливер поднял руку. Все затихли.

— Я долго мог бы говорить об этой книге, но буду краток: «Меридиан» — одна из лучших книг «Литтонс». Превосходная ра бота, творческая, оригинальная, по-настоящему замечательная. Мои собственные дети совершенно очарованы ею, а учитывая, что все они разного возраста, это говорит само за себя. Подписка превысила все мои ожидания, и в результате мы уже стоим на пороге второго издания, а общий тираж составил девять тысяч экземпляров плюс дополнительные пять тысяч для колоний. Многие книжные магазины заказали ее в витрины, а это очень редкий случай. Вокруг книги уже поднялся ажиотаж, и на то есть причины. Вы, должно быть, читали интервью в газетах, и не только литературных: фото Себастьяна можно увидеть в «Таймс» и «Дейли мейл». Жена сказала мне, что причиной тому скорее обаяние и шарм самого Себастьяна, нежели его мастерство литератора, — не знаю, приятно ли ему это слышать. Все мои коллеги по цеху завидуют мне так, что трудно выразить. Я счастлив и горд быть издателем «Меридиана», Себастьян, и желаю вам всяческих успехов. Все, о чем я прошу, — это как можно скорее написать еще одну книгу.