Пенни Винченци - Искушение временем. Книга 1. Не ангел

— Правда.

— Ах вот почему ты плачешь, — догадалась Адель, и лицо ее просияло. — Когда няня запретила нам есть сладкое во время Великого поста, мы тоже все время плакали. Как это ужасно — не иметь того, что тебе нравится.

— Да, ты права, и из-за этого, — силясь улыбнуться, сказала Селия.

Вот оно! Адель права: она лишилась того, что ей по-настоящему нравилось. Единственного, кто делал ее счастливой, и этот человек уже через двенадцать часов покинет страну. Она потеряла того, кто ее по-прежнему ждал и надеялся, что она придет. В самый последний момент.

Селия услышала, как близнецов зовет няня.

— Бегите, вам пора пить чай. Спасибо, что подбодрили меня.

— Не за что, — важно произнесла Венеция. — А на твоем месте я бы выкурила сигаретку. Мы никому не скажем. Барти заболела, — добавила она с порога. — Она не выходит из своей комнаты.

— Я знаю. С ней творится что-то странное.

В доме на Примроуз-Хилл Себастьян усердно паковал вещи. Он заставил себя поверить в примету: если он будет полностью готов к отъезду, если все будет вовремя уложено и вынесено в прихожую, то непременно возникнет необходимость остаться. Все очень просто. Уверенность в том, что Селия придет, постепенно возрастала в нем. Если бы она окончательно решила остаться, то уже сообщила бы ему. Определилась бы, как всегда, твердо и смело, и позвонила бы. Нерешительность являлась хорошим знаком — знаком того, что он изменил Селию, изменил навсегда, сделал ее уязвимой, менее независимой. Он покончил с ее самодостаточностью, с ее эгоизмом. Он заставил ее полюбить его, заставил в нем нуждаться. Селия придет к нему — он это знал.

— Мне просто не верится, — сказал Джереми, — нет… у меня нет слов.

— Ну разве не удивительно? Не грандиозно? Добрались мы до него. Теперь ему не отвертеться. Старый выродок!

— Да, добрались. Вернее, ты добрался. Ну и история. Боже! Еще интереснее, чем в твоей книге.

— Ну спасибо. Да ладно, я не обиделся.

— И что ты теперь намерен делать? Рассказать Оливеру Литтону?

— Нет, пока не буду. Я обещал Сюзанне, что ее брат останется в стороне, поэтому я пойду другим путем. Я хочу повидаться с Лотианом.

— Когда?

— Завтра утром. Теперь несколько поздновато.

— Да. Один день роли не играет.

— Конечно. Я сначала собирался обо всем сообщить Оливеру. Думал, что так будет лучше, но он ведь начнет подробно расспрашивать, и возникнут сложности. И я решил, что лучше предъявлю ему все это дело уже в законченном виде. Представляю, как он обрадуется.

— Это уж точно.

— Она такая милая, Джереми. Я про Сюзанну. Ты ее помнишь?

— Да, теперь вспоминаю. Она и мне нравилась.

— И ты ей нравился, вот что. Она сказала, что решила быть со мною откровенной потому, что я напомнил ей тебя. А какая она привлекательная.

— Да? Мне все эти синие чулки казались на одно лицо, немного занудными и… ну, блеклыми, что ли.

— О Сюзанне ни того ни другого не скажешь. Она совсем не занудная. Кстати, она очень худенькая, ничего не ест. Я пробовал угостить ее обедом, но она и слышать не захотела, ограничилась маленьким бутербродом. Так что завтра я первым делом еду в Кембридж. Можно я сегодня останусь у тебя? Тут совсем рядом до Ливерпуль-стрит.

— Конечно. Ну что, откупорим шампанское?

— Нет. Оставим лучше до полной победы. Мне нужно, чтобы утром у меня была ясная голова.

— Очень мудро, старина. Я бы поехал с тобой, но у меня через две недели начинаются занятия, и я должен хорошенько подготовиться. Впрочем, мне кажется, что один ты справишься даже лучше.

— Постараюсь. Ладно, держи шампанское во льду к моему возвращению.

— Давай.

Старшой сестре миссис Томпкинс изрядно надоел этот мистер Литтон. Боже, он ее вконец измучил. Он постоянно жаловался то на боль в ноге, то на тошноту, то на плохие лекарства. Он постоянно отказывался принимать пищу, утверждая, что она отвратительная и тошнотворная, а потом жаловался, что его морят голодом. Он постоянно требовал врача, требовал отчетов о том, как продвигается его лечение, и выяснял, когда его отпустят домой. Но стоило в палате появиться какой-нибудь хорошенькой медсестре, он мигом забывал о боли и тошноте и флиртовал самым бессовестным образом. А как только опять оставался наедине с сиделкой, все начиналось сначала: требовал то судно, то грелку, причем именно тогда, когда сиделка более всего была занята другими больными. Сестра его, мисс Литтон, тоже хороша: являлась в самое неурочное время и высокомерным тоном требовала свиданий с ним. А теперь последняя капля — эта молодая вертихвостка, распомаженная и разряженная. Она появилась после ужина и тоже пожелала немедленно повидаться с ним.

— Боюсь, вы опоздали, мисс… — проворчала миссис Томпкинс, — ужин окончен.

— Так если он окончен, — возразила девица, — значит я его не прерываю. Или прерываю?

— После ужина, — строго посмотрела на нее миссис Томпкинс, — пациентам нужен покой, они готовятся ко сну.

— Это в половине-то шестого? — И вертихвостка взглянула на карманные часики, приколотые к ее неприлично низкому корсажу.

— Им нужно еще проделать процедуры, которые требуют времени.

— Например?

— Я не намерена обсуждать с вами медицинские вопросы, — вздохнула миссис Томпкинс. — Покиньте, пожалуйста, помещение и приходите завтра. В два часа. Это официальное время посещений.

— Но я проделала такой долгий путь из Лондона!

— Это ваши проблемы, а не мои. Выйдите, я вам повторяю. — И старшая сестра почти насильно выпроводила Лили вниз, в приемную больницы. — Эта молодая дама, — сказала она дежурному с явно ироническим ударением на слове «дама», — уезжает. И естественно, до завтра уже не вернется.

— Хорошо, — ответил дежурный. Он с вожделением оглядел Лили, и ей этот взгляд не понравился.

Лили вышла на улицу. Был чудный вечер. Она подумала о Джеке, прикованном к постели в жаркой, душной палате, и ей стало жаль его. Нет, просто так она не сдастся. Лили огляделась вокруг. Какие-то люди постоянно входили в больницу и выходили оттуда. Понятно, что можно проскользнуть с одним из них. Но швейцар ее видел и сразу же вычислит, как выражался ее отец. Она присела на скамейку, так чтобы ее не было видно от входа, и стала ждать. Отец всегда напоминал Лили, что ожидание дорогого стоит, когда все иные средства исчерпаны.

— Всегда что-нибудь подвернется, — говорил он, — рано или поздно.

Лили раньше не придавала значения этим советам, но сейчас решилась попытать счастья. В конце концов, другого выхода у нее не было.

Кое-что действительно подвернулось. В виде молодого и очень симпатичного доктора. Он подкатил к воротам в маленьком автомобиле. Лили стала наблюдать за ним. Поначалу она подумала, что это посетитель, но потом, когда он полез в машину за чемоданчиком, догадалась — это врач. Отлично. Вот он, случай. Лили уткнулась лицом в ладони и заплакала. Она прекрасно умела это делать. Негромко, но очень отчетливо. Когда она была маленькой, ей довелось играть роль крошки Нел в «Лавке древностей», и ее душераздирающие слезы потрясали зрителей на каждом представлении.