Алексей Беляков - Пепел и песок

— Марк, отпустите меня, вы меня слышите?

— Да. Теперь слышу. — Я отдергиваю руку и вытираю об свой багряный халат, добавляя кислой приправы к пятну прошлогоднего жирного сыра.

— Так мы зайдем?

— Да. Хорошо. Только…

— Что?

— На пять минут.

Гость тихо запевает придушенным патефоном:

— Пять минут, пять минут! Мы на правильном пути, широка у нас дорога…

И господа-зевуны шаловливой шеренгой шагают по прихожей. Зачем я их пустил? Поздно.

В комнате на тахте, животом вниз, лежит Катуар — с эскизами будущего абажура-клетки — как я ее и оставил в прошлой серии, до кокетливого стука дверь. Она в хлопковых оранжевых штанах и черной майке. Говорила, что собирается заняться йогой, но сперва должна показать мне, что будет висеть над нашей тахтой. Я еще ни разу не видел, чтобы она занималась йогой. Но рядом сней йогой занимается Лягарп — так скручены его длинные лапки.

Пятеро встают полукругом, словно в партере, достают лорнеты из нагрудных карманов и разглядывают сквозь них мою Катуар. Она быстро протягивает руку, привлекает за лапу Лягарпа и смеется:

— Посмотри! Вот дураки-то!

Гости убирают лорнеты.

— Позвольте представиться! — Рот астматически приоткрыт, держит паузу.

— Давайте, давайте! — Катуар захлопывает альбом звуком выстрела.

И гости, каждый делая лейб-гвардейский шаг вперед-назад, называют себя:

— Хаховский.

— Дрылеев.

— Бездушев.

— Муравьев-Обстол.

И последним, выдержав губы гувернантской гузкой, произносит свою фамилию солист:

— Пездель!

Катуар поднимается, делает книксен прямо на тахте, разведя кринолинными пальцами в стороны оранжевые штанины:

— Статс-дама фон Катуар! Только руку мне целовать не надо, я еще не сделала маникюр.

Пятеро тщательно оглядывают мою комнату. Будто ищут в потемках кого-то.

— Значит, здесь и творит знаменитый Марк Энде! — Пездель улыбается и мгновенной улиткой сворачивает губки. — Вон за тем ноутбуком, да? Bien!

Я, словно обмазанный бабушкиным тестом, замер у окна. Мне неприятны пятеро фигляров, но хочется узнать, что будет дальше. Обморочная драматургия.

— Марк, а кто эти милые люди? — спрашивает Катуар. — Почему они вдруг помешали нашему счастью?

Пездель целует вечерний воздух и восклицает:

— Нас пока никто не знает. Но благодаря господину Энде скоро узнает. А вы, сударыня, тем временем могли бы похлопотать, предложить нам чаю или саке.

Катуар садится и принимает позу тихого лотоса:

— Если только Марк распорядится. Марк?

Сквозь тесто я произношу:

— У нас только две чашки.

— Тогда поговорим без чая и без саке! — губы Пезделя нервически вибрируют. — Марк, вы готовы? Марк!

Будь он проклят. Я никогда не могу противостоять чужому аппетиту, я уверенный и наглый, только когда нетрезв или хорошо пропитан соусом восторгов. «Марк, вы наш лучший сценарист! Пишите, нам без вас не жить!» Но когда фигляр презренный напирает, я становлюсь все меньше-меньше-меньше. Я бездарен, я сдаюсь. Тот же Карамзин кушал меня, как бычка, с наслаждением. До самого хвостика. Я лишь зажмуривался. Этот Пездель точно знает, что со мной надо делать.

И тянется моя рука к затылку.

— Господин Энде! — Пездель будто играет в гестаповца из старого советского кино, сатирически искривляя рот. — Нам хотелось бы переговорить с вами в приватной обстановке.

— Разве здесь недостаточно приватно?

— Мы предполагали застать вас одного.

Катуар теребит лапки Лягарпа, она видит, что я уже завиваю пальцами волосы на затылке.

— У Марка от меня секретов нет.

Пездель улыбается, скверно растягивая губы.

— Bien! Тогда я перейду к предмету. Но надеюсь, что вы, сударыня, сумеете сохранить в тайне то, что услышите в этой комнате. Впрочем, даже если и поведаете кому-то — любой воспримет это либо как шутку, либо как изложение очередной пиесы господина Энде.

— Говорите уже! — Катуар подбрасывает Лягарпа. — Аесли мне станет скучно — пойду на кухню. Помою все две чашки, например.

Пездель обходит вокруг тахты, упражняя рот, магически шевеля пальцами. Остальные четверо скрестили руки на груди и опустили подбородки. Ритуал комических масонов.

Пездель останавливается у вазы, склоняется и нюхает песок.

— Азовское море… Этот климат сгубил императора Александра Павловича. Если, конечно, верить тому, что он умер, а не сбежал от бремени престола.

Пездель тихо смеется, как сумасшедший на кладбище. Остальные четверо хранят молчание, смотрят в паркет.

Пездель поворачивается ко мне, и обрывает смех:

— Мы готовим государственный переворот. Страна едва преодолела Депрессию, но грядет новая, страшнее прежней, которую Россия не переживет. Нашей несчастной державе предстоит крушение и перерождение. Вы читали Льва Гумилева? Конечно, читали. Не зря столько жили в одной усадьбе с профессором Бурново. И теперь вы нам нужны для создания устрашающего сценария, который приблизит конец. Нельзя затягивать.

— Какого сценария?

— Наш план таков. Сперва происходит несколько жутких событий, таких, чтобы властная чернь осознала: действует могущественная организация, которая не остановится ни перед чем. События должны быть спланированы настолько изощренно, что…

— Слушайте! — Катуар хохочет, тискает Лягарпа. — Унас с Марком сегодня совсем иные планы на вечер…

Пездель чуть кивает ей, вытянув губки.

— События должны быть спланированы настолько изощренно, чтоб мир был потрясен их страшной красотой. Вы, Марк, сможете нам помочь — с вашим дьявольским гением. Вы не очень опрятный человек, но истинный педант в деталях. Я знаю, что каждая смерть в ваших сценариях готовится, как в лаборатории. Вы убиваете нежно, с любовью.

В беззвучной тревоге я дергаю волосы на затылке. Мой внутричерепной колокол снова начинает раскачиваться.

— Как я вам помогу? — встряхиваю головой. — Я вообще ничего не понимаю… Какая организация? Это все чепуха какая-то…

— Это не чепуха отнюдь. И, слава Богу, у нас есть поддержка среди представителей самых здоровых и безжалостных сил в элите российского общества. О, простите! Я в этой суете забыл назвать нашу организацию. Имя ей — «Союз Б».

— Вы прочитали мой сценарий?

— Ваш сценарий прекрасен, но пока ущербен. Вы не поставили ясных целей перед «Союзом Б». Мы не стали дожидаться второй серии и явились прежде, чем вы напишете ее. Марк, к черту кино! Не отвлекайтесь на пустяки. Давайте делать жизнь! У вас в руках великий шанс.

— Кто дал вам мой сценарий?

— Марк, какое это имеет значение? Это, право же, несущественно. Это вздор. Мы преклоняемся перед вашим талантом и приглашаем вас отвлечься от праздных выдумок и творить по-настоящему. Что и есть мечта любого драматурга. Разве не наслаждение увидеть, к примеру, как наяву разрушается громада МГУ?