Блейн Харден - Побег из лагеря смерти

— С другой стороны, даже если тебя расстрелять, оборудования все равно не вернешь, — добавил директор. — У тебя кривые руки, так мы это поправим. Отрубить ему палец!

Начальник производства схватил правую руку Шина, прижал ее к директорскому столу, а потом кухонным ножом отрезал крайнюю фалангу среднего пальца. Бригадир помог Шину вернуться в цех. Ближе к вечеру он отвел Шина в санчасть, где зэк-медбрат продезинфицировал рану соленой водой, зашил ее и замотал тряпочкой.

Началось заражение, но Шин со времен заключения в подземной тюрьме помнил, как Дядюшка втирал ему в раны соленую капустную похлебку. Каждый раз приходя в столовую, Шин вымачивал палец в своем супе… Через три месяца культя затянулась свежей кожей.

Первые пару дней после этого наказания Шина подменял бригадир. Именно благодаря этому неожиданному проявлению сострадания юноше удалось достаточно быстро поправиться. Но добрый бригадир протянул на фабрике недолго. Через несколько месяцев после того, как Шин уронил машинку, он бесследно исчез вместе с супругой. Шин слышал, что его жена, работая в лесу, случайно забрела в горное ущелье и стала невольной свидетельницей секретной казни.

Незадолго до своего исчезновения бригадир принес Шину пакет.

— Это рисовая мука, тебе ее прислал отец, — сказал он.

Шин вышел из себя. Как он ни старался задавить в себе ненависть к матери и брату, она с момента казни только росла и росла. Этой же ненавистью было отравлено и его отношение к отцу. Шин и слышать о нем ничего не хотел.

— Съешьте ее сами, — сказал он.

— Но твой отец просил передать ее тебе, — ответил сбитый с толку бригадир, — неужели ты ее не хочешь?

Несмотря на постоянный голод, Шин отказался от подарка…

Фабрика была раздольем для стукачей. Через несколько недель после случая с машинкой на Шина донесли. Его смена не выполнила дневного плана, и всем пришлось остаться на «горькое покаяние». Шин и еще три ремонтника вернулись в барак далеко за полночь.

Всех одолевал зверский голод, и кто-то предложил наведаться на заводской огород. Ночью лил дождь, и луна была скрыта тучами. Они подумали, что шансов попасться не так много. Проскользнув в огород, они набрали овощей, вернулись к себе, поели и улеглись.

Поутру всех четверых вызвали к директору. Тот треснул каждого палкой по голове, а потом приказал ремонтнику по имени Кан Ман Бок выйти из комнаты. Стукач стукача чует за версту, а посему Шин инстинктивно понял, что сдал их именно он.

Директор приказал на ближайшие две недели вдвое урезать пайки оставшимся, а потом отвесил каждому еще по несколько палочных ударов. По возвращении в цех Шин заметил, что Кан прячет от него глаза.

Через несколько дней директор вызвал в кабинет Шина и сказал, что смыть с себя грехи матери и брата Шин сможет только выявляя подрывные элементы среди рабочих. Найти такового Шин смог только через два месяца.

В одну бессонную ночь Шин увидел, как один из его соседей по комнате Кан Чхоль Мин, которому было уже ближе к 30, принялся латать дырку на своих штанах. В качестве заплатки он использовал кусочек ткани, из которой шьют армейскую форму. Было ясно, что он стащил его с фабрики.

Наутро Шин отправился к директору.

— Учитель, я видел ворованную ткань.

— Правда? И у кого?

— Это был мой сосед по комнате Кан Чхоль Мин.

В этот день Шин работал допоздна и поэтому пришел на ежевечерний «урок классовой борьбы» одним из последних. Он сразу увидел Кан Чхоль Мина. Тот стоял на коленях и был закован в кандалы. Его голая спина была покрыта рубцами от ударов кнута. Рядом с ним, тоже закованная в цепи, стояла на коленях и его тайная любовница, швея. Они молча простояли на коленях все полтора часа, которые продолжался этот митинг. По окончании идеологической проработки директор приказал всем присутствующим, выходя из зала, ударить Кана и его подружку по лицу. Шин так и сделал.

Потом ему рассказали, что их вытащили на улицу и заставили еще несколько часов простоять на коленях на бетонном покрытии двора. Ни он, ни она так и не догадались, кто донес об украденном куске ткани, а Шин в ближайшие дни старался не попадаться им на глаза.

Директор фабрики дал Шину новое задание. Коренастый и крепкий седовласый Пак Ён Чхоль был в лагере новеньким и, судя по всему, особо важным узником. Некогда он жил за границей. У его жены были большие связи. Он был знаком с важными шишками.

Директор приказал Шину научить Пака чинить машинки и, кроме того, втереться к нему в доверие. Шин должен был сообщать обо всем, что Пак скажет.

— Мы ждем от него чистосердечного признания… — многозначительно произнес директор.

С октября 2004 года Шин ежедневно проводил в компании Пака все 14 рабочих часов. Пак с вежливым вниманием выслушивал наставления Шина по техобслуживанию швейных машинок. С той же неизменной вежливостью он уклонялся от расспросов о своем прошлом. Шину не удавалось вытащить из него практически никакой информации.

Но спустя месяц почти полного молчания Пак удивил Шина, задав ему очень личный вопрос.

— Откуда вы родом, уважаемый?

— Родом? — сказал Шин. — Я родился здесь.

— А я из Пхеньяна, уважаемый, — сказал Пак.

Пак обращался к Шину почтительно — так, как принято говорить со старшими и более высокими по положению людьми. Пак был почтенным мужчиной сорока с лишним лет, и такая щепетильность смущала и немного раздражала Шина.

— Я же намного моложе вас, — сказал Шин. — Пожалуйста, говорите со мной как с равным.

— Хорошо, — ответил Пак.

— Кстати, — спросил Шин, — а где находится этот Пхеньян?

Шин поразил Пака своим вопросом.

Невежество Шина, казалось, сильно заинтриговало его. Он подробно объяснил, что Пхеньян находится приблизительно в 80 км к югу от Лагеря 14 и является столицей Северной Кореи, т. е. городом, в котором живут все самые важные люди страны.

Растопило лед в их отношениях детское простодушие Шина. Пак начал рассказывать о себе. Он сказал, что вырос в просторной пхеньянской квартире, а потом, как это часто бывает у детей северокорейской элиты, учился за границей, в Восточной Германии и СССР. По возвращении домой он стал руководителем учебного центра тхэквондо в Пхеньяне. Пак сказал, что встречался со многими представителями правящих кругов Северной Кореи.

Прикоснувшись перепачканной машинным маслом правой рукой к швейной машинке, он сказал:

— Эту руку мне пожимал сам Ким Чен Ир.

Пак и впрямь был похож на спортсмена, хотя уже и расплылся малость в районе талии. У него были большие мясистые руки, он был исключительно силен. Но больше всего он потрясал Шина своей порядочностью. Он никогда не пытался выставить Шина дураком, а просто объяснял ему, как выглядит жизнь за пределами лагеря 14… и за границами КНДР. Вот так начался навсегда изменивший жизнь Шина персональный семинар по основам жизни на свободе.