Алексей Серов - Мужчины своих женщин

— Ну как, парень, не растрясло? — повернувшись, с улыбкой спросил водитель. — Я сегодня двоих рожениц возил, одну уже с младенцем. Чувствуешь себя новорожденным?

— Да почти, — сказал В., массируя ногу. — Вот только жестковато. Как же они, бедные, ездят?

— Да я матрасик-то убрал, что ты, — счастливо засмеялся водила. — Уж извини, для других берегу.

— Это ты молодец, правильно, — поддержал его писатель.

Нина передала ему девочку, сама аккуратно выбралась наружу, вновь приняла дочь на руки. Тогда и он слез со своего ложа.

— Куда же нам теперь? — спросил В., недоуменно оглядываясь. Доктора ушли, покинули их. Впрочем, ничего удивительного, этого следовало ждать…

— Прямо в этот подъезд, — сказал водила, — там посидите, подождете, придет специалист, Вадик его предупредит.

— Иди, — сказал В. жене, и та кивнула и вошла внутрь здания.

— Давай, что ли, покурим, — предложил водила, поправляя кепку. — Время еще есть. Вадик на тебя злой, торопиться не будет.

Он достал сигареты и протянул В. Вот когда тот впервые пожалел, что не пристрастился к куреву с детства.

— Слушай, с удовольствием бы покурил с тобой, — искренне сказал В., прижимая ладони к груди, — но вот не курю. Извини.

— Эх, зря, — посочувствовал ему водитель, — иногда хорошо бывает сигаретку потянуть. Расслабляет… Ну, нет так нет.

— Пойду я, а? — попросил В. В другое время он с удовольствием бы поговорил с этим человеком; может, они стали бы и друзьями. Но сейчас некогда. Сейчас ему надо быть там, с женой и ребенком. Они в руках докторов. Ничего нет опаснее.

— Ну, счастливо домой добраться, — пожелал водитель, смущенно поправил кепку, сел за руль и уехал. А В., прыгая через три ступеньки, побежал вверх, к своим.

Широкий больничный коридор от дверей вел уверенно налево и вскоре расползался в стороны, образуя небольшой холл, куда выходили двери нескольких кабинетов. Надписей на дверях не было, только номера. Везде стояли обтянутые багрово-синюшной кожей полумягкие скамьи. Нина сидела, устало сложив руки на коленях, и как-то жалобно взглянула на В., когда тот вошел с улицы. Казалось, глаза у нее дрожат.

— Ничего, — сказал В. и с трудом улыбнулся. — Сейчас посмотрят — и домой. Оставаться не будем. Она вон, смотри, совсем хорошо себя чувствует.

Действительно, девочка и думать забыла про больной живот и с большим удовольствием расхаживала по широкому пространству, а иногда даже пробовала побежать, при этом с восторгом поглядывая на родителей. В. немного успокоился. Да, видимо, просто что-то съела, но вот приступ прошел. Дальше будет лучше. Ладно, посмотрим, что скажут доктора…

Он сел рядом с женой, прислонился к прохладной стене, закрыл глаза. Хотелось спать. Вдруг он почувствовал руку Нины на своем колене и даже вздрогнул от неожиданности. Повернулся к ней, взглядом спросил: что?

— Прости, — сказала она.

В. почувствовал, как глаза его мгновенно наполняются слезами, и чтобы сдержать их, он плотно сомкнул веки. Одна или две капли выкатились наружу. В. отвернулся.

— Ладно, — сказал он, — все нормально.

И в этот момент появился доктор. Лет около сорока, высокий, худой, черноглазый и чернявый, с проглядывающей нежной лысиной, со сплющенным утиным носом, гладкосырной кожей щек; лицо у него было слишком большое и вогнутое, как расслабленная ладонь (одна морда на полпуда, подумал В.); шагал широко, циркулем переставляя прямые ноги, и надежно прятал руки в карманах. Полы белоснежного халата элегантно развевались. В. решил, что доктор шьет себе халаты на заказ. На длинной шее было что-то вроде тройного подбородка, только очень мелкого — несколько узких складочек под нижней челюстью, вызывавших неприятные ассоциации с жабрами. Водянистые глаза словно начисто отстираны и выбелены.

С высоты своего роста и положения доктор мельком взглянул на девочку, увидел, что она робко улыбается. Более внимательно осмотрел родителей, отметил блестящие глаза мужчины, голые коленки женщины. И молча направился мимо в свой кабинет. Вслед за ним потянулся вязкий шлейф запаха дорогой туалетной воды.

В. с женой переглянулись. Ну, начинается…

— Скажите, это вы — доктор? — спросила Нина.

Человек внезапно развернулся.

— Нет, я медсестра, — с веселой злостью выкрикнул он, шутовски поклонившись. И пропал за дверью. Впрочем, она осталась открытой.

— Интересно, среди них вообще есть нормальные люди? — спросил В. довольно громко, так, чтобы человек в кабинете слышал и знал: мы здесь не лыком шиты и не пальцем деланы, на нас где залезешь, там и скатишься. — До сих пор были одни уроды в белых халатах…

Минуты две длилась упорная тишина. Обе стороны обменивались молчанием, пользуясь им как лучшим способом оскорбить. Наконец человек из кабинета едко поинтересовался:

— И долго вы собираетесь там сидеть? А то я лучше спать сейчас пойду!

(Почему я должен любить людей, подумал он так тихо, что сам еле осознал. Их же лечить надо, вот и все. Но я люблю всех людей, всех, подумал он уже твердо.

А тех, кого нужно лечить — особенно… Где я мог видеть этого парня? Ведь где-то видел. Профессионально-цепкая память доктора услужливо подсказала: это же тот самый В., чьи рассказы недавно были в газете с программой! Очень похож на свою фотографию, только он на самом деле моложе — ранняя лысина. Смотри-ка ты, гений пожаловал! Сейчас начнет требовать к себе особого отношения…

Доктор был, в общем, незлой человек. И на хорошем счету в клинике — специалист великолепный, с редким чутьем. Начальство уже решило двигать его наверх: пора, да и достоин, только он еще этого не знал и переживал немного — пора бы уже, пора… Еще он был расстроен потому, что последнее время ему каждую ночь снились цветные кошмары. В них не было космических тварей с острыми зубами, никто не бегал за доктором по узким коридорам, готовясь скушать. Все обстояло гораздо серьезнее. Ибо каждую ночь доктору показывали самые стыдные моменты его жизни. Это была не выдумка и не болезненный бред. Утром доктор просыпался разбитым, мокрым от пота и красным от стыда. Например, сегодня ему напомнили эпизод из далекого пионерского детства: лето, лагерь «Спутник», он во втором отряде. Гуляя по территории, он увидел, как один пацанчик лет семи дерется с несколькими своими солагерниками, и те хором бьют его, не сильно, но обидно. Мальчишка убегает в спальную палату и забивается там в угол возле своей койки, готовясь обороняться до последнего. Будущий доктор (БД), расспросив мелюзгу, выяснил, за что валтузили несчастного страдальца: у него смешная фамилия, большое родимое пятно на виске, да и вообще весь он какой-то не такой, чужой… БД, уже и в то время движимый любовью ко всему человечеству (этому способствовало раннее половое созревание и запойное чтение классики; он, кстати, и сам пробовал писать маленькие новеллы, мама очень хвалила) пошел в палату. Он постарался утешить мальчишку словами, а когда это не удалось, разыграл целое представление в лицах: приехал цирк! Надувая щеки, гремит музыка! Вот клоуны!