Алексей Серов - Мужчины своих женщин

— Это верно, — сказал Стас, растягивая слова. — Спасибо тебе за интересную лекцию… Ладно, сейчас пойдем на Которосль, к водолазам.

Я встряхнулся и с удивлением обнаружил, что бутылка почти опустела, а он-то хорошо следил за ситуацией.

— Там у моего знакомого сегодня день рождения. Ты когда-нибудь погружался с аквалангом?

Я помотал головой.

— Значит, сегодня погрузишься, — обещал Стас.

А я был вовсе даже не против. И пока мы шли к водолазам, еще продолжал разглагольствовать, пользуясь терпением друга.

Я чего-то раздухарился. Повело. Прошлое настигло меня во всем своем великолепии. У прошлого есть такое свойство: настигать.

Стас поступал правильно, он не перебивал меня, а только кивал головой да бурчал что-то одобрительно — ждал, когда мой взогретый монолог сам собою иссякнет.

— Да, а в первый день, когда я в полк из учебки приехал и меня определили в ремроту, случился пожар. Тогда был очень сильный ливень и гроза, молния ударила в крышу свинарника. Мы, ремонтники, по боевому расписанию еще и пожарными числились в полку. И вот по тревоге летим на машине к свинарнику, и у меня такое дикое чувство, что мир сошел с ума: я здесь ничего и никого не знаю, но лечу под дождем и молниями, еле держась за скобу, куда-то в неизвестность… Ладно, приехали. Свинари всех хрюшек во двор выгнать успели, и они там, осатанелые, носятся, страшась и грома, и огня, а вокруг все в дыму, и мы бегаем между взбесившихся свиней, разворачивая шланг, и лезем на стены крышу разбирать… Ад и ад, преисподняя!.. Мне тогда нужно было показать себя, поэтому я лез в самое пекло, и огонь словно отступал, ничего меня не брало, да и вообще ребята все работали отлично, так что мы уже через час все закончили, и дождь помог…

— Пришли! — объявил Стас. В его голосе слышалось облегчение.

— Вы знакомы с гражданкой Мещеряковой Виолеттой Ивановной? — резко спросил следователь.

Я попробовал вспомнить… нет, что-то ничего в памяти не всплывает.

— Да вроде бы нет.

— Проживающей по адресу: Декабристов, дом двести семьдесят.

— Декабристов… Это где, на Перекопе? В Чертовой Лапе? Нет, там у меня сейчас никого. Раньше был один паренек да он в Брагино переехал, а вас ведь какая-то старушка интересует…

— Никакая не старушка! Это молодая женщина. Мещерякова Виолетта, — со значением повторил следователь. Он явно ждал, что я вот сейчас воскликну: «Ах да, Виолетта, ну как же!»

— Мещерякова… нет, точно нет. Виолетта… постойте… Виола! Черт, я сразу и не сообразил. Виола! Я ее фамилии-то не знаю, просто Виола… Но она мне никто — ни подруга, ни любовница. Я ее просто однажды домой подвез. Теперь вспомнил, точно, где-то на Декабристов. Я ее с тех пор больше не видел. Она что-то натворила?

Следователь глянул на меня как на злоумышленника, который умело притворяется сумасшедшим.

У водолазов, на дебаркадере, оказалось весело. Нам обрадовались, хотя и так были уже веселы, сразу нырнули в воду (водолазы ведь!) искать утопленный еще вчера пузырек, «энзэ». Нашли довольно быстро, уселись. Пузырек был холодный, водка пилась легко и радостно. Отличная это компания: спасатели и писатели! Немного погодя мне выпало бежать за пивом. Я бежал и тупо думал почему-то: «Я гонец. Я гонец! Ну и что?..»

У стен монастыря готовились к завтрашнему открытию новой часовни в честь очередной годовщины выхода из Ярославля народного ополчения, кое разбило в прах польско-шведских интервентов и освободило Москву и так далее. Там маршировали солдаты, надрывались матюгальники, что-то старательно исполняла несчастная измученная самодеятельность в псевдонародных костюмах, и стояли блестящие черные лимузины. А я бежал мимо них с трехлитровым баллоном пива назад, к спасателям. Мне было хорошо, я был доволен, щурился от яркого солнца…

Спасский монастырь в центре города — словно костыль, по шляпку вбитый в землю, некогда щедро политую кровью первой жертвы — медведицы, зарубленной Ярославом Мудрым. Земля превратилась за века в скальную породу. Храмы отсюда никаким инопланетянам не вытащить — точка силы, центр притяжения — и вокруг этих стен крутимся и крутимся мы в бесконечной суете, у каждого какие-то свои дела… Плывем по житейскому морю, как Одиссей по Эгейскому в поисках Итаки. По сторонам всякие чудеса и ужасы, сциллы, харибды, сирены и одноглазые киклопы. Следом за нами, не отставая ни на шаг — прошлое, страшный зверь с огромной пастью, хуже всех сцилл и харибд. Вон его спинной плавник. Так и норовит настигнуть и сожрать. Попробуй только притормози! А впереди нежно дымится алая пасть будущего…

Дрянное разливное пиво пошло на удивление хорошо.

Потом Стас и его знакомый, Гоша, у которого и был день рождения, отправились в спортзал и стали там мерить, у кого больше бицепс, трицепс и пекторалис, нагружая себя железом. Мне все это было неинтересно, я вышел на палубу и сел на прогретый солнцем стальной люк. Огляделся.

Берега неширокой реки здесь поросли редким лесом, это место в центре города, но на город мало похоже. Словно кто-то отъехал километров за пятьдесят от цивилизации, вырезал там три квадратных километра живой природы, а потом перенес и вживил эту трепещущую зеленую заплату в изъеденное, больное, провонявшее чрево города. И операция прошла успешно.

Я сидел на теплом железе, смотрел на колышущиеся вокруг корабельные сосны. Солнце грело спину, ветер с реки дул в лицо. Мелкая волна плескала равнодушно. Это был момент вечности.

Из кубрика раздавались веселые возгласы. Ребята в спортзале упрямо гремели железом.

Мне стало хорошо и спокойно, как-то сонно, я уже готов был остаться здесь навсегда. Этот день, начавшийся неважно, вдруг подарил мне пару минут чистой, незамутненной радости, и ни с того ни с сего я вдруг понял, что вот-вот расплачусь. «Хорошо, Господи! — произнес я внутри себя, оглядываясь вокруг. — Хорошо-то как!»

Мне захотелось сказать Стасу да и всем остальным ребятам, какие они молодцы, как я их люблю, захотелось признаться, что мне давно уже не было так здорово в компании. Но ничего я, конечно, не сказал, потому что не умею произносить такие вещи вслух.

— Ну что, готов к погружению? — спросил Стас, неожиданно появившись из спортзала. Он тяжело дышал и начал ходить по палубе взад-вперед, расправив плечи — восстанавливал дыхание. Его короткие черные усы жестко встопорщивались над губой.

Отвернувшись чуть в сторону, я незаметно утер глаза и сказал:

— Готов.

Тогда набежали спасатели, и окружили, и на голову мне нахлобучили круглый металлический шлем со шлангами, и, шутя и посмеиваясь, стали пихать меня вниз по лестничке, по трапчику, прямо в холодную воду. Из одежды на мне были одни только трусы. «Ты там недолго, — сказали мне спасатели, деловито похлопывая напоследок по плечу, — вода уже совсем осенняя. Как у тебя с сердцем-то?» И я погрузился, печально глядя снизу через стекло шлема на их веселые лица.