Алексей Серов - Мужчины своих женщин

Неподалеку от меня раздался сильный одиночный всплеск, будто хвостом ударила крупная рыба. По воде пошли мощные круги. Ого, подумал я, неужели здесь, практически в городской черте, еще водятся приличные щуки?

Всплеск повторился. Потом еще. И какой-то сытый женский хохоток, довольно неприятный, вырвался из тумана.

Я в тревоге поднялся и пошел посмотреть, что там такое.

На самом краю дебаркадера, на том люке, где вчера я подставлял солнцу спину, притулился несчастный Витя. Рядом стояла коляска. Ее никель холодно поблескивал, колеса были неловко вывернуты в разные стороны. Она напоминала угнанную ради забавы и вскоре брошенную в какой-то деревне дорогую машину. Угонщики просто въехали на ней в чей-то гнилой забор.

Витя нахохлился, обхватил себя руками и покачивался из стороны в сторону; он судорожно зевал и тихо разговаривал с кем-то, кто был, очевидно, внизу. В воде.

— Я не хочу, — говорил он. — Холодно. Не хочу.

— А я хочу! — отвечал ему снизу упрямый женский голос. — Иди сюда.

Снова раздался всплеск, из-за борта станции разбежались круги. Кто мог быть там еще, кроме Виолы? Вот она показалась и сама, подплыла к лестничке и ухватилась за нее руками.

Я, незамеченный наблюдатель, хотел было сразу уйти, но не смог. Прекрасные обнаженные руки, поднятые кверху… Вызывающе закинутая голова, прищуренный глаз… Виола смотрела так, будто она находится выше, много выше своего собеседника. Перехватилась руками за следующую ступеньку, подтянулась. Стали видны курчавые впадины подмышек. Неожиданно она кинула взгляд в мою сторону — как знала, что я здесь подглядываю. Еле успел спрятаться.

— Мне плохо, — жалобно сказал Витя и оглянулся, словно искал помощи.

— Тебе всегда плохо! Когда ты пьян, когда я пьяна, когда мы оба трезвы, когда я в воде, а ты нет… Иди сюда.

— Мне холодно, понимаешь ты это? У меня сердце не железное, в такую воду с похмелья лезть, я ведь не змея подколодная, холоднокровная, как ты.

Я снова осторожно выглянул из своего убежища. Теперь Виола уже по пояс была над водой, крепко вцепившись в лестницу — словно бы медленно ползла, подбиралась к Вите. Лифчик отсутствовал. Небольшие продолговатые дыни ее грудей — медово-сладкие, соскастые — пружинно покачивались. Русалка играла: то погружалась в воду по горло, то снова взмывала вверх, открывая моему потаенному взгляду уже и бедра во всю их ширину.

Знает ли она, что я смотрю?..

Никакой чешуи и признаков русалочьего хвоста, но чтобы удостовериться, нужно было подождать еще немного.

— Ну иди, иди, — сказала она хриплым, грудным голосом, от звуков которого мне сразу захотелось встать и пойти к ней, даже если бы она плескалась в проруби.

Витя неохотно начал раздеваться, а Виола в это время, подтянувшись еще выше, вдруг повернулась в мою сторону всем телом. Наши взгляды встретились. Я, разумеется, не успел отпрянуть, поймавшись в ее ловушку.

Знала!..

В воде оставались лишь ее ноги. И так мы секунды две или три смотрели друг на друга — я ошарашенно, а она слегка насмешливо. Причем ухмылялось не только ее лицо, но и все тело тоже. Коричневые зрачки грудей, ягода пупка вместо носа, и, конечно, жадный чернорунный треугольник-рот. Все ее тело играло, манило, смеялось. О, на этакую благость хочется излиться!..

Да, она знала, что я смотрю. И пока этого не видел Витя, она вдруг приподняла ладонью свою левую дыньку, показала мне: хочешь? А напоследок нежно сдавила сосок и в легком забытьи прикрыла глаза.

Тут Витя наконец стащил майку и, оставшись в широчайших семейниках, неохотно полез в воду. Русалка отплыла подальше.

Я вернулся на свое место, на свою скамеечку. Сердце колотилось бешено. Вот девка, а! Настоящая наяда… Пожалуй, в ответ на ее приглашение следовало отсалютовать своим мгновенно восставшим боевым флагом… жаль, сразу не сообразил, тугодум я, тугодум… А что теперь мне делать? К лавке себя привязать? Не поможет. Между нами теперь — тайна, заговор.

Что-то будет.

Я посмотрел вокруг, но в тумане было ничего не разобрать. Какой век на дворе? Какое тысячелетие? Да любое. Всегда, во все времена — одно и то же.

Минут десять я сидел там, не в силах подняться и уйти. Вода текла мерно. Я ждал. Они все плескались. Потом стало как-то потише, и я без удивления увидел, что Виола плывет в мою сторону. Одна.

— Доброе утро, — сказала она снизу, улыбаясь так, словно вообще ничего и не было.

Я кивнул. Вода была мутная, почти непрозрачная. Почти… Русалка проскользнула мимо, потом вернулась. Легла на спину, забросила руки за голову. Тело ее до пояса просвечивало сквозь воду, как через тонкую ночную рубашку, ног уже не было видно.

О Господи.

— Понравилось вам вчера, как я пела?

— Очень. Очень. Просто здорово.

— Я старалась для вас… Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, уже все нормально, — поспешно сказал я, делая вид, что все действительно нормально. — А где Виктор?

— Там, — небрежно мотнула головой. — Утонул. Вы не поможете мне выбраться?

— Конечно, — сказал я. — Что нужно делать?

— Бросьте мне, пожалуйста, юбку. Она лежит в коляске. Это вас не очень затруднит?

— Да ради Бога, — сказал я, неловко поднялся и боком, боком, чтобы не так было заметно, прошел на палубу. — Вот это?

— Да, именно. Бросайте ее сюда. Большое спасибо.

— Что-то Вити не видать. Куда он пропал? Вода довольно-таки холодная…

Она не отвечала, была занята тем, что надевала под водой свою глухую, непрозрачную юбку, больше похожую на мешок. Наконец справилась.

— Что вы сказали?

— Говорю, Вити что-то не видать…

— Он утонул, утонул. А у вас правда голова уже не болит?

— Как утонул?.. В каком смысле?

— Ну как бы вам попонятнее объяснить… В смысле: пустил пузыри.

— Вы серьезно?

— Конечно.

— Где?! Когда?!

— Да вон там, видите? Пачка сигарет плавает. Минуты четыре назад.

Я понесся в кубрик с испуганным воплем:

— Мужики, подъем! Витька утоп!

— Я еще как-то могу понять, что человек случайно утонул в моем присутствии, и поэтому у следствия возникли подозрения… но прямо заявлять мне, что я обвиняюсь в убийстве — без всяких доказательств, даже без здравого смысла!.. Зачем мне нужна его смерть, что за бред, я видел человека впервые в жизни, и вдруг — на тебе — убил! Вы перемудрили, честное слово… Если я здесь в чем и виноват, то в том лишь, что вовремя не выгнал его из воды. Это я еще могу признать — я я виновен — и вот и все, и больше никаких!..

— При чем здесь этот утопленник, с ним все предельно ясно, — поморщился следователь. — Напился до посинения залез в воду… тут-то все как на ладони. Вы действительно ни при чем.

— Тогда чего же вы хотите от меня? Кого я убил? Президента Кеннеди, что ли? Хотите, и в этом сознаюсь? Виноват-с!