Элизабет Страут - Эми и Исабель

— Нет.

Чтобы добраться до центра, ей пришлось пройти мимо грунтовки, по которой они ездили с мистером Робертсоном. Эми отвернулась, она всегда теперь отворачивалась, проходя мимо этой дороги, а когда они с мамой ехали в машине, то просто закрывала глаза. Мысленно она говорила об этом мистеру Робертсону. Она представляла себе его глаза и как он нежно смотрит на нее. Но теперь все стало как-то по-другому, с тех самых пор, как его номер оказался недействительным, с тех пор, как она узнала, что он уехал. Она вся дрожала внутри и не могла успокоиться.

В центре города Эми оживилась — машины, магазины, прохожие на тротуарах. Она перешла Главную улицу, пересекла стоянку у почты и вышла на дорожку, ведущую прямо к тому кварталу, где жила Стейси. Улицы здесь носили чудесные имена: улица Кленовая, переулок Валентина, аллея Гармонии, квартал Эпплби. Ничего общего с примитивным Двадцать вторым шоссе. И дома здесь были красивые, чистенькие: серые или белые, кое-где красно-коричневые, с эркерами в гостиных и занавесками на окнах верхних этажей. Вокруг домов — зеленые лужайки, белые ограды.

Дом Стейси отличался от них — построенный в современном стиле, он был гораздо больше, как и многие дома в центре Ойстер-Пойнта. Он был огромен. С громадными окнами и мансардной крышей. Ослепительно-белые камешки, усыпавшие подъездную дорожку, хрустели под кроссовками Эми. Раньше она никогда не бывала у Стейси дома. Сама того не осознавая, она, как и мама, недолюбливала современную архитектуру, ей больше нравились традиционные дома. У этого, вдобавок к непривычно резкому скосу крыши, парадная дверь была ярко-желтой. Эми стало неуютно, каким-то образом цвет этой двери в ее сознании невидимой нитью связался с тем, что отец Стейси — психиатр. И вообще она чувствовала себя не в своей тарелке: Стейси позвала Эми смотреть документальный фильм про роды — ее отец принес этот фильм из колледжа. Эми не стала говорить об этом матери.

Немного помедлив у двери, она постучала.

Из-за двери послышались приглушенная возня и приближающийся голос Стейси:

— А ну марш отсюда, прилипалы. С дороги!

А потом дверь открыла сама Стейси — рыжая, красивая и очень, ну очень беременная.

— Привет! — сказала она и вытянула руки, словно хотела обнять голову Эми. — Боже, что случилось с твоими волосами?

Эми вошла, уставившись на половичок под ногами, и попыталась улыбнуться, но уголки губ безвольно сползли вниз. Из-за двери кладовки показалась любопытная детская физиономия, и Эми быстро вытерла нос рукой.

— Смойся, гаденыш, — сказала Стейси.

Из кладовки послышалось сопение, потом рев. Мальчик бросился прочь по коридору.

— Мама-а-а! А Стейси побила меня и сказала, что я — гаденыш.

За ним из кладовки выскочил еще один малыш и тоже заревел:

— Стейси нас побила!

— Тараканы! — кричала Стейси ему в спину. — Говнюжата! Хватит шпионить за моими друзьями, а то я вас поубиваю! — Она взяла Эми за локоть. — Пошли.

Эми двинулась вслед за Стейси вниз по ступенькам — в ее комнату. Эми никогда не приходилось слышать, чтобы люди вот так разговаривали друг с другом, и чувство неприкаянности, которое зародилось у желтой входной двери, усилилось, как только они вошли и Стейси захлопнула дверь своей комнаты.

— Так что же случилось? — осторожно спросила Стейси, когда они рядышком сели на кровать.

Двуспальная кровать, застланная смятыми и скомканными цветастыми простынями и украшенная четырьмя высокими столбиками из темного дерева, казалась Эми просто громадной.

— Классная комната, — восхитилась Эми.

Рядом с кроватью было широкое окно почти до самого пола, в окно было видно, как качаются деревья на склоне близ русла Ойстер-Крик.

— Ага, — равнодушно ответила Стейси.

Эми потрогала свои волосы и смущенно пожала плечами:

— Ну… Мама. Просто озверела.

Опустив глаза, она обводила пальцами цветочки на простынях. Она боялась расспросов, но Стейси просто поинтересовалась:

— Ты тоже ненавидишь своих родителей?

Эми подняла взгляд, а Стейси крепко обняла ее.

— Я тебя люблю, — просто сказала Стейси, а Эми, не найдя, что ответить от смущения, зажмурилась от прикосновения гладких и чуть теплых локонов Стейси.

Мистер Берроуз усиленно суетился вокруг кинопроектора.

— Придется чуточку подождать, — сказал он жене, хмурясь и морща лоб.

Миссис Берроуз, предчувствуя, что некоторые аспекты его мужественности поставлены на карту (он обожал покрасоваться), ушла на кухню готовить попкорн, и вскоре кукурузный аромат просочился в гостиную, где Эми и Стейси ерзали на диване в ожидании просмотра.

Этот диван, обитый коричневой кожей, казался Эми необъятным. Нужно было почти полностью лечь, чтобы откинуться на спинку. Но она сидела, будто кол проглотив, как дурочка, которую впервые пригласили в гости. Сама Стейси сидела, скрестив ноги и положив перед собой живот, похожий на луковицу, и свирепо зыркала на младших братьев, едва те осмеливались сунуться в комнату.

— Я вас последний раз предупреждаю, крысята, — ворчала она.

Пришлось сделать еще кое-что: Стейси не хватало соли в попкорне, и миссис Берроуз немедленно ее принесла. Нужно было отправить вниз мальчиков, опустить жалюзи на громадных окнах. Но в конце концов мистер Берроуз уселся на диван рядом с Эми, и проектор застрекотал, на экране возникли черно-белые картинки, поначалу немного смазанные. Беременная женщина заходила в больницу, а мужской голос за кадром рассказывал о чуде новой жизни.

Эми не любила попкорн. После того как однажды давно она перенесла кишечный вирус, вкус попкорна всегда напоминал ей вкус рвоты. Даже отрыжка была на вкус как попкорн. И вот она сидела, погруженная в кожаный океан дивана, с ведром попкорна на коленях, то и дело чувствуя сухость во рту, которая всегда была предвестником рвоты. Ладони вспотели от страха, что ее сейчас вырвет прямо на берроузовский кожаный диван. «Постарайтесь не выпачкать его маслом», — только что предупредил девочек мистер Берроуз, выдав им по салфетке.

А на экране появилась схематическая картинка: нечто похожее на головастика двигалось к так называемой яйцеклетке, изображенной в виде улыбающейся рожицы, кокетливо мигающей ресничками при виде головастика.

— Ну что, как попкорн? — спросил мистер Берроуз.

— Вкусный, — ответила Эми и, покраснев, осторожно положила кусочек в рот.

— Соли добавить?

— Нет, спасибо.

Не поворачивая головы, Эми пыталась рассмотреть обстановку вокруг. Потолок в гостиной был высок, словно в церкви, а с белых стен на нее глядели резные маски, некоторые из них свирепо и отчужденно. Эми недоумевала, как это некоторые люди добровольно вешают такие рожи на стены у себя дома.