Джоди Пиколт - Особые отношения

Или пастор Клайв, зная, как нам нужны в суде дополнительные козыри, понимая, насколько важна для него эта победа, силой добился от падчерицы этого обвинения? Неужели он сделал ее козлом отпущения ради моей победы? Ради своей победы?

Я сидел, обхватив голову руками, и задавался вопросами, пока не понял: совершенно неважно, как появилось это обвинение.

Важно лишь то, что оно вообще появилось.

Судья О’Нил смотрит на Зои, которая стоит, опустив глаза на деревянный стол.

— Мисс Бакстер, — говорит он, — вы поступаете так по доброй воле, без принуждения?

Она молчит.

Сидящая за спиной Зои Ванесса поднимает руку и гладит ее по плечу. Это едва уловимый жест, но он напоминает мне о том дне, когда я впервые увидел их вместе на стоянке у бакалейного магазина. Такой привычный, успокаивающий жест для человека, которого любишь.

— Мисс Бакстер? — повторяет судья. — Такова ваша воля?

Зои медленно поднимает голову.

— Это не моя воля, — отвечает она, — но это то, что я намерена сделать.

Через час, проведенный в бельведере, я увидел привидение.

Оно двигалось по траве, словно воспоминание, скользило между деревьями. Мне показалось, оно звало меня по имени.

— Макс! — повторила Лидди, и я очнулся. — Нельзя спать на улице, — сказала она, — замерзнешь до смерти.

Она села рядом — облако кружевной хлопчатой ночной сорочки.

— Чем вы там вдвоем занимались? Листали книжки с именами?

— Нет, — ответила Лидди. Она подняла глаза к небу. — Я размышляла.

— О чем тут размышлять? — спрашиваю я. — Такие хорошие новости.

Лидди едва заметно улыбнулась.

— Именно это и означает слово «евангелие». Распространение добрых новостей об Иисусе.

— Ты прости, — извинился я и попытался встать, — но я сейчас не в настроении обсуждать Библию.

Она продолжала, как будто не слышала моих слов:

— Знаешь величайшую заповедь Библии, знаешь? «Возлюби ближнего своего».

— Отлично, — кисло ответил я. — Рад слышать.

— Господь не делал исключений, Макс, — добавляет Лидди. — Он же не говорил, что мы должны возлюбить только девяносто восемь процентов своих ближних… а ненавидеть тех, кто слишком громко слушает музыку, или тех, кто всегда заезжает на твою лужайку. Или тех, кто голосует за Ральфа Нейдера, или с головы до ног покрыт татуировками. Возможно, иногда мне не очень хочется любить ближнего, чья собака сожрала мои цветы, но Господь говорит, что у меня нет выбора.

Она протянула руку, и я помог ей подняться.

— Если есть условия — это уже не любовь, — добавляет она. — Вот о чем я размышляла.

Я опускаю глаза на наши сцепленные руки.

— Лидди, я не знаю, что делать, — признался я.

— Знаешь, — ободрила она. — Поступай как должно.

По иронии судьбы нам приходится подписывать договор. О том, что полученная Клайвом информация не будет обнародована ни истцом, ни церковью, равно как и не станет в будущем предметом обсуждения. Пастор Клайв подписывает соглашение, которое пишет Уэйд Престон на листке линованной бумаги. Судья просматривает его и объявляет меня единоличным опекуном трех замороженных эмбрионов.

К этому моменту в зале уже пусто. Все стоят снаружи, ждут, пока я появлюсь на крыльце здания суда с широкой улыбкой и стану благодарить Господа за исход этого дела.

— Ну-с, — улыбается Уэйд, — по всей видимости, здесь я свою работу закончил.

— Значит, они мои? На сто процентов мои по закону? — спрашиваю я.

— Верно, — подтверждает Уэйд. — Можешь делать с ними все, что захочешь.

Зои сидит за столом ответчика. Она в центре цветника, в окружении своей матери, адвоката и Ванессы. Анжела протягивает ей очередную салфетку.

— Знаешь, сколько понадобится адвокатов Макса, чтобы оштукатурить стену? — пытается она подбодрить Зои. — Все зависит от того, насколько сильно их размазывать.

Жаль, что это приходится делать именно так, но я не вижу альтернативы. Уэйд мог припрятать еще один козырь в рукаве. Правда в том, что не этого я добивался. В какой-то момент все стало крутиться вокруг политики, религии, закона. В какой-то момент речь перестала идти о людях. О Зои, обо мне, об этих детях, которых мы когда-то хотели завести.

Я подхожу к своей бывшей жене. Ее свита расступается, и мы оказываемся лицом к лицу.

— Зои, — начинаю я, — прости…

Она смотрит на меня.

— Спасибо за сочувствие.

— Ты не дала мне закончить. Прости, что тебе пришлось пройти через это.

Ванесса придвигается ближе к Зои.

— Их ждет счастливая жизнь, — констатирует Зои, но это звучит скорее как вопрос. — Ты об этом позаботишься?

Она плачет. Ее трясет от попытки держать себя в руках.

Я бы обнял ее, но теперь это привилегия другого человека.

— Самая счастливая, — обещаю я и протягиваю ей бумаги, которые мне только что передал Уэйд Престон. — Именно поэтому я отдаю их тебе.

Существует множество вещей, которые Самми в свои шесть лет знает точно.

Кажется, что при виде арахисового масла ее собака Олли умеет разговаривать.

Ночью ее плюшевые игрушки оживают. А как еще объяснить то, что они передвигаются по ее кровати, пока она спит?

Объятия мамы Зои — самое безопасное место на свете.

Когда она скакала на плечах у мамы Нессы, то на самом деле коснулась солнца. Она точно это знает, потому что обожгла большой палец.

Она ненавидит, ненавидит, ненавидит делать прививки в кабинете врача, запах бензина и сосиски.

И тот, кто выдумал блестки, просто хотел нарушить установленный порядок.

Она умеет полностью написать свое имя. Даже самый длинный вариант.

Анни Ю ее самая лучшая на свете подруга.

На самом деле аисты детей не приносят. Но, если честно, она не очень-то верит тому, как это описывает Анни Ю.

Бутерброды с колбасой вкуснее, если эту колбасу поджарить.

Лучший день в году — когда идет первый снег.

Папа скрестил два разных розовых куста, и этим летом, когда они будут цвести, ни у кого в мире не будет таких роз — папа назовет их в ее честь.

И когда он будет жениться на Лидди, она будет бросать перед невестой цветы. (Лидди обещала ей это, когда в прошлое воскресенье они строили крепость из кухонного стола и одеял. Хотя, как она сказала, папа Самми еще так и не сделал ей предложение. Чего он ждет?)

Не следует класть в микроволновку маршмэллоу.

Когда Джек Лемар стал смеяться над ней из-за того, что на новогодний праздник с ней пришли две мамы, Самми ответила ему, что он настолько тупой, что думает, что в надписи на орешках «M&M’s» закралась ошибка. Следовало писать «М&W’s» — «Мужчина и женщина». Ее мамы просто покатились со смеху.