Джоди Пиколт - Особые отношения

— В прошлую пятницу к ним на ужин приходил мой жених, — раздраженно бросает Раджази. — Неужели они наивно полагают, что я брошу человека, с которым встречаюсь уже три года, только потому, что какой-то немощный, старый пенджабец дал им в качестве выкупа стаю кур?

— Кур? — удивляюсь я. — Шутишь?

— Да не знаю я. Не суть важно. — Раджази продолжает меня стричь, погруженная в свои разглагольствования. — Сейчас какой год? Две тысячи одиннадцатый или нет? — возмущается она. — Разве я не могу выйти замуж за того, за кого хочу?

— Милая, — отвечаю я, — меня уговаривать не надо.

Я живу в Род-Айленде, последнем штате Новой Англии, где еще запрещены однополые браки. Именно по этой причине пары, которые хотят связать себя узами брака, вынуждены ехать в соседний Фолл-Ривер, штат Массачусетс. На первый взгляд — чего проще, но на самом деле возникает масса проблем. У меня есть друзья, два гомосексуалиста, которые связали себя узами брака в Массачусетсе, а потом, спустя пять лет, разошлись. Все их имущество и активы находились в Род-Айленде, где они проживали. Но поскольку их брак не был признан законным в этом штате, они так и не смогли развестись.

Раджази запинается.

— И? — спрашивает она.

— Что?

— Я тут распинаюсь о своей личной жизни, а ты ни слова не сказала о своей…

Я смеюсь.

— Раджази, у меня появилась прекрасная возможность сплавить тебя твоему индусу. Думаю, запас моих романтических чувств исчерпался.

— Ты говоришь так, будто тебе шестьдесят лет, — отвечает Раджази. — И ты собираешься все выходные просидеть дома за вязанием в окружении сотни кошек.

— Не говори глупости. Кошки намного лучше, чем вышивание крестиком. Кроме того, у меня на выходные большие планы. Я собираюсь в Бостон на балет.

— А ведь обещали снег.

— Не настолько сильные снегопады, чтобы мы никуда не поехали, — отвечаю я.

— Мы? — переспрашивает Раджази. — С кем это…

— Она просто моя подруга. Мы собираемся отметить ее праздник.

— Без ее мужа?

— Мы отмечаем развод, — поясняю я. — Я пытаюсь поддержать ее в трудную минуту.

За те несколько недель после того, как столкнулись в бассейне, мы с Зои стали добрыми друзьями. Наверное, я позвонила первая, потому что именно я знала номер ее домашнего телефона. Я собиралась забрать картину из багетной мастерской, которая находится рядом с ее домом: может быть, вместе пообедаем? За бутербродами с деликатесами мы разговорились об исследовании, которое она проводит, — влияние музыкальной терапии на депрессию, а я рассказала о том, что обсудила вопрос о лечении Люси с ее родителями. На следующие выходные она выиграла в радиовикторине два билета на закрытый показ фильма и спросила, не хочу ли я пойти с ней. Мы стали проводить время вместе, и наша зародившаяся дружба крепла в удивительной геометрической прогрессии, похожей на снежный ком: все сложнее и сложнее было представить, как я раньше жила без нее.

Мы говорили о том, откуда она узнала о музыкальной терапии (еще в детстве она сломала руку и ей должны были вставить спицу, а в педиатрическом отделении был музыкальный терапевт). Говорили о ее матери (которая звонит Зои трижды в день, чаще всего, чтобы обсудить всякую чепуху, например вчерашнее выступление Андерсона Купера или на какой день через три года выпадет Рождество). Говорили о Максе, о его пьянстве, о дошедших до нее слухах, что сейчас он оказался в надежных руках пастора из церкви Вечной Славы.

Чего я не ожидала от Зои, так это того, что с ней весело. Она смотрит на окружающий мир такими глазами, что ее самобытный взгляд неожиданно вызывает у меня смех: «Если человек с раздвоением личности пытается покончить с собой, это можно рассматривать как попытку убийства? Разве немного не огорчает, что врачи называют свою работу „практикой“? Почему говорят „в кино“, но „на телевидении“? Разве зал для курящих в ресторане не напоминает чем-то дорожку для писающих в бассейне?»

У нас много общего. Мы обе выросли в неполных семьях (ее отец умер, а мой сбежал со своей секретаршей); мы всегда хотели путешествовать, но ни у одной из нас не было достаточно денег, чтобы осуществить свою мечту; нас обеих бесят клоуны. Мы тайно увлекаемся телевизионными реалити-шоу. Нам нравится запах бензина, мы ненавидим запах хлорки, и обе жалеем, что не умеем пользоваться помадкой, как повара-кулинары. Мы предпочитаем белое вино красному, сильный холод — удушающей жаре, арахис в шоколаде «Губерз» — изюму в шоколаде «Рейзинетс». Мы обе без проблем можем воспользоваться мужским туалетом в общественном месте, если в женский слишком длинная очередь.

Завтра она отмечала бы десятую годовщину своей свадьбы, и я вижу, что она нервничает. Мама Зои, Дара, уехала в Сан-Диего на конференцию инструкторов по персональному росту, поэтому я предложила сделать что-нибудь такое, чего никогда не сделал бы в этот день Макс. Зои тут же выбрала балет в великолепном концерт-холле «Ванг-театр». Давали «Ромео и Джульетту» Прокофьева. «Макс, — сказала Зои, — терпеть не мог классический балет. Если он не отпускал язвительные замечания относительно трико танцовщиков, то крепко спал».

— Может быть, именно так мне и следует поступить, — задумчиво произносит Раджази. — Отвести этого дурака туда, где ему точно не понравится. — Она закатывает глаза. — А что больше всего ненавидят брамины?

— Шашлык из свинины? — предположила я.

— Вечеринку в стиле хеви-метал.

Потом мы обмениваемся взглядами и одновременно произносим:

— Гонки серийных автомобилей!

— Я лучше пойду, — говорю я. — Мне через пятнадцать минут нужно забрать Зои.

Раджази снова разворачивает кресло к зеркалу и прищуривается.

Когда твой парикмахер щурится, хорошего не жди. У меня настолько короткие волосы, что на макушке торчат похожими на траву пучочками. Раджази открывает рот, и я бросаю на нее убийственный взгляд.

— Даже не смей успокаивать меня, что волосы отрастут…

— Я всего лишь хотела сказать, что нынешней весной в моде прически в стиле милитари…

Я провожу рукой по волосам, чтобы хоть чуть их взъерошить, но тщетно.

— Я бы тебя убила, — говорю я с угрозой, — но лучше оставлю в живых, чтобы ты помучилась со своим индусом.

— Вот видишь? Тебе уже начинает нравиться твоя стрижка. — Она берет у меня деньги. — Будь осторожна за рулем, — предупреждает Раджази. — Уже начинает валить снег.

— Легкая пороша, — отмахиваюсь я на прощание. — Не о чем волноваться.

Как оказалось, нас с Зои объединяет еще одно — «Ромео и Джульетта».

— Это моя самая любимая пьеса Шекспира, — признается она, когда исполнители выходят на поклон, а Зои догоняет меня в роскошном, недавно отремонтированном коридоре концерт-холла после посещения туалета. — Всегда мечтала, чтобы ко мне подошел мужчина и завел разговор, который бы свободно перетек в сонет.