Альфред Дёблин - Горы моря и гиганты

Когда через сколько-то дней он постучал в дверь, она накинула на голову капюшон темного плаща и смиренно поприветствовала гостя. Он принял это как должное, молча сел к окну. Она робко-просительно что-то ему втолковывала, пыталась вернуть его к жизни. Задеть за живое. Блаженство, почти не отличимое от страха, забрезжило в нем. А у нее, пока она рассматривала чернобородого, до черноты загорелого мужчину, вдруг задрожали перед глазами — она даже опустила голову — картины со стоянки племени аназа: как этого человека привязывали к кляче, как он лежал вместе с животными, как крикнул, потому что хотел умереть в ночи. И все это из-за нее. Да кто она такая? От мучительно-сладких мыслей никак не удавалось избавиться. А потом появился и сам Бу Джелуд — красивый гордый аназа, которого этот человек когда-то любил. Разве он, Бу Джелуд, не по морю прискакал, разве не так? Как же расширилось от радости ее сердце! Джелуд, молодой и ребячливый, мчался по волнам. Он торопился к ней, он добрался, и теперь они соединились, Джелуд и она: они скачут, слившись воедино, обнявшись-сплавившись; скачут в Дамаск, где притаилось, выжидая, что-то Темное, жестокосердно-милостивое: чудовище-радость; сейчас оно проглотит ее…

За чресла длиннобородого европейца ухватилась Джедайда:

— Полюби меня, Холихед. Как ты любил Джелуда. Так же и меня полюби. Я подарю тебе всё, что дарил он. Стану для тебя тем, чем был он. Люби меня, как раньше любил его. Точно так же. Обними меня!

И пока он обнимал ее, она блаженно стонала:

— Хорошо. Хорошо. Мы оба будем претерпевать это от тебя. Как хорошо ты умеешь любить. Как сладко наказываешь…

С дрожью этот человек (прежде живший в больших западных городах) принимал ее нежность, углублялся в ее лицо, ощупывал узкое тело:

— Две руки, две груди, бедра. Чьи это руки, чьи груди? Человека. Две руки, одна шея, ничего больше и не нужно… Для нас, людей, это есть хлеб насущный…

А после она ходила по улицам уже как его рабыня. Он подарил ей островерхую золоченую шапочку, поверх которой она накидывала белое покрывало. На белое муслиновое платье надевала яркую кофту. На лбу, над нежными темными глазами, блестел латунный выпуклый диск. Джедайда украдкой бросала взгляд на свои новые изящные сандалии, присаживалась на корточки рядом с соседкой, обнажала в улыбке жемчужные зубы, вздыхала: «Ах, Бадуда, я останусь здесь, никуда больше не поеду. Подари мне еще один конский волосок, чтобы беда обошла меня стороной. Ах, Бадуда, нет ничего слаще, чем служить мужчине».

ГРЕНЛАНДИЯ, массив из гнейса и гранита, клином вдавалась от Северного полюса в воды Атлантики. Два миллиона квадратных километров покрывала она. Ее корпус, состоящий из древнейших горных пород, разглаживали ветры, текучие воды, холод, содрогающиеся глетчеры. Могучие складки давно были стерты выровнены. Но стихии продолжали воздействовать на сильное тулово. Ледяной щит толщиной в тысячу футов несла на себе эта земля. Вдоль ее восточного края тянулся высокий хребет, дрейфующие льдины отгораживали берег от моря; бурные ручьи сбегали с горных склонов в долины. На западе простиралась горная страна с остроконечными вершинами и пиками. Гигантские глетчеры прокладывали себе путь через горы, спускаясь к побережью. Они следовали по извивам узких долин; расщепляясь, преодолевали отвесные уступы. Всхолмленной-волнообразной была их поверхность. Питались они из фирновых бассейнов; и медленно, словно улитки, сползали к морю, обрушивались во фьорды, закупоривали бухты.

Двенадцать километров в ширину, шестьдесят в длину: глетчер Фредериксхоб, вдававшийся в океан и обладавший широким конусом выноса.

Глетчер Большой Караяк. Он двигался со скоростью двенадцать метров в день.

На семидесятом градусе — глетчер Якобсхавн; Упернивик — на семьдесят третьем; Утлаксоак — на семьдесят шестом.

Глетчеры Торсукатак Ассакак Туапарсуит Тасермиут Умиаторфик Кангердлуксуак Итивдлиарсук Алангордлук.

Они двигали перед собой земляные валы, разбрасывали вокруг морену: обломки породы, скатившиеся с горных склонов или оторвавшиеся от их ложа; и шлифовали скалы. Из-под них вытекали белые реки, которые, впадая во фьорды, оставляли на дне отложения глины и гальки.

С этой вздувшейся землей возле Северного полюса вода обручилась: эту землю, в отличие от других континентов, она не бросила на произвол судьбы и в данном случае не удовлетворилась тем, чтобы быть просто морской ширью. Она подкапывалась под древний камень, колотилась об него, дергала его на себя. Непрерывно, взвихриваясь, падала из темного или просветлевшего воздуха в виде снега: миллиарды мерцающих шестилучевых кристаллов звездочек пылинок запорашивали-придавливали, бесшумно и мягко, огромные каменные купола зубцы мульды. И когда эти снежинки соединялись и замерзали, спрессовывались, они оказывались накрепко сцементированными друг с другом, образовывали зеленоватый стекловидный лед, который накладывался еще одним слоем на уже существующий ледяной покров. А через трещины в нем текла новая вода, она тоже замерзала. Ледяная гора росла. Повсюду на этой большой пустынной земле тихо вырастал лед. Ледяные пустыни распространились по всему острову. Черные горные вершины — нунатаки — торчали над поверхностью замерзшей воды. Вода регулярно прибывала — и в горах, на определенной высоте, преобразовывалась в фирн; она также стекала вниз, к фьордам, сдвигая с места глетчеры. Ледяная равнина выгибалась горбом, делаясь все выше по мере приближения к северу. Волнистая, бескрайняя, она простиралась от шестидесятого до восьмидесятого градуса широты, между двадцатым и шестидесятым градусами долготы. Сверху ее покрывал где рыхлый, где сухой снег, а на вершинах попадались ледниковые шапки. Встречались и наполненные водой впадины, окруженные снежными сугробами. В эти озера впадали глетчерные ручьи, а из трещин во льду поднималась вода — из бездонных колодцев с отвесно уходящими вниз голубыми стенками.

Белесо-голубым было небо над этим континентом. Раскаленный газовый шар — Солнце — освещал согревал здешнюю землю лишь считанные месяцы в году. Гренландия почти всегда покоилась в сумерках, сквозь которые проглядывали немая Луна и далекие дрожащие звезды, да еще порой над ней сказочно танцевало переменчивое северное сияние. Ветры неистовствовали над горами равнинами глетчерами: теплые фёны и северо-западные резкие ветры, которые взметали снег к облакам, гнали его перед собой, как занавес. Под воздействием таких ветров в фирне и глетчерах образовывались желобки, ветер моделировал ледяные глыбы, превращал их в подобие дюн с плоскими склонами. А промерзшую землю он словно обрабатывал рубанком — делал плоской и гладкой.