Альфред Дёблин - Горы моря и гиганты

В районе от бухты Диско до фьорда Уманак [82] Расположен на западном побережье, к северу от бухты Диско. под темными напластованиями маслянистого дыма однажды показались голубоватые овальные облака: их гнал перед собой фён. Первыми на них обратили внимание пилоты грузовых летательных аппаратов. Воздух вдруг сделался тихим и теплым. Пласты дыма начали снижаться: сперва медленно, потом все стремительнее. Как на челнах, спускающихся по бурной реке, стоят лодочники с длинными шестами, и отталкиваются от опасных берегов, и отталкиваются от дна: так же и рабочие на парящих в небе дощатых щитах с помощью шестов пытались удержать равновесие, отодвигали в сторону соседние щиты. Но теперь массы дыма то вздымались, то опускались, щиты швыряло то вверх, то вниз. Слои газа еще недостаточно отяжелели и уплотнились, они топорщились. Люди, застигнутые врасплох, ударялись о доски. На земле, глубоко под ними, что-то зашевелилось. Слежавшийся комковатый снег пришел в движение, он будто пытался уклониться от дуновений фёна. На ледяной поверхности что-то работало с нарастающей силой: методично отскабливало эту поверхность, понемногу перемещаясь вперед. Маленькими, большими, нерегулярными порциями взвихривалась снежная пыль. Заснеженная равнина напоминала теперь бурное море. Словно пар, поднималось что-то с земли и развеивалось. Как же те, наверху, вцепились в свои плоты! Как клубы ленивого дыма, выпускаемые со стоящих вдоль берега рабочих судов, беспомощно зависали в гудящем воздухе, как ветер заставлял их отклоняться в сторону, закручивал спиралями, а потом надламывал, словно стебли! Наверху, по краю, взрывались высоко парящие скопления облаков, и их обрывки носились по небу, словно маленькие барашки: фён беспощадно расшвыривал их в разные стороны. Тонкие же, легко рассеивающиеся газовые слои ветер отгонял к морю. Деревянные щиты, еще не скрепленные, срывались с места и кружились, как клочки бумаги в грозу. Штормовой ветер гнал их перед собой, вместе с людьми и шестами; на протяжении многих километров, словно лев, не выпускал из пасти дымовой лоскут (постепенно расплывающийся) с этой лакомой добычей, а потом все-таки ронял ее во взбаламученную черную воду или на дрейфующие льдины. Летатели, словно ракеты, взмывали вверх, но ветер их опрокидывал. Рабочие суда, несмотря на снежную бурю, еще пытались выбрасывать в атмосферу свой жалкий дым, но тот из-за штормовой погоды не поднимался. Буря трепала и сами эти корабли: подкидывала трясла теснила. Они, дрожа, отползали в сторону, ложились на другой галс, оборонялись; в то время как наверху вдруг стало видимым свинцово-серое небо, в котором вспыхивали и растворялись багровые и иссиня-черные тучи, пестрые клочья дыма. Развеялся облачный покров над бухтой Диско, а также к югу и к северу от нее; большой же покров был вспорот в нескольких местах, и разрезы тянулись от побережья далеко вглубь. Наверху люди спотыкались, соскальзывали с дощатых настилов; газ обволакивал их ноги, колотящие по воздуху руки, прищуренные глаза, шевелящиеся языки, стиснутые зубы, отплевывающиеся рты. Люди смахивали сдирали его с себя, как липучую пленку. Высоко в воздухе, под завывания фёна, они отчаянно дрались с газом, но в итоге оказывались запакованными в него, свернутыми в шар, как ежи. И со свистом летели вниз, на лед, где наконец обретали вечный покой.

От Фарерских и Шетландских островов подошли новые корабли с маслянистыми облаками в трюмах; они образовали второе кольцо вокруг гренландского массива. К тому времени над страной уже лежал мерцающий облачный покров толщиной в несколько метров: слегка покачивающийся, представляющий собой однородную массу. Гудящие штормовые ветры натыкались на него, как на каменную стену. Над этой облачной пеленой — как уже много тысячелетий подряд — на считанные часы восходило солнце. Но свет его больше не проникал сквозь облака. Отныне гренландский континент был отрезан от прежнего белесого неба, от немой Луны, от искрящегося северного сияния, от маленьких мерцающих звезд. Водяной пар, поднимающийся с земли, скапливался под нижней поверхностью облачного покрова и рассредотачивался очень медленно, трансформируясь в снежные вьюги, в грязевые дожди. Уплыть эти испарения никуда не могли; земля покрывалась тяжелым водяным паром, температура начала подниматься. Одновременно сгущалась тьма. Животными овладело беспокойство. Олени покидали свои пастбища и целыми стадами бродили по льду. В стаде не было вожака, животные просто сбивались вместе и, чуя недоброе, старались держаться вблизи от прибрежных островов. Медведи и лисицы тоже выбирались из нор. Им было не по себе, они бегали и обнюхивали землю, не обнаруживали никаких изменений, но все же не успокаивались. Испуганно кричали вороны. Гладкие тюлени выныривали из воды, шлепали по льду, искали новую воду. Животные теперь бдительнее следили друг за другом и, если враждовали, вступали в схватки с большей, чем прежде, яростью. Над горами ледяными пустынями плыли к центру материка — одновременно с востока юга и запада — облачные пласты. Уже подплывали порой клочья дыма с противоположной стороны. Если какое-то облако и отрывалось от общей массы, то оказавшиеся на нем рабочие могли теперь благополучно пролететь над страной и невредимыми причалить к облачному покрытию, возводимому с другого берега. Но когда люди на плотах, двигавшихся с запада и востока, впервые увидели друг друга невооруженным глазом, они не стали ни радостно кричать, ни махать руками. Многие просто, вдруг обессилев, повалились на доски.

Корабли с грузом газа укрепили искусственный облачный покров. И к концу августа отправились в обратный путь. Теперь настало время заняться брошенными турмалиновыми судами. Начальству не составило труда набрать со всех эскадр добровольцев на такое задание: участники гренландской экспедиции — будто под воздействием ослепления — с суровой решимостью, не дожидаясь приказов, сами делали все, что от них требовалось.

Однако и этих смельчаков охватил ужас, когда на маленьких шлюпках они приблизились к пестрым, оглашаемым птичьими криками островам. Очертаний кораблей уже нельзя было распознать. Добраться до фрахтеров мешали киты. В них стали метать взрывные заряды; вода омерзительно окрасилась кровью; темные туши еще сколько-то времени плавали на поверхности. Как сети с рыболовных судов, свисали с островов массы водорослей. Приходилось прорубаться сквозь эти заросли, вспарывать их, сжигать. Шлюпки отвозили отрубленные слоевища и листья в открытое море. Мощный растительный заслон моряки преодолевали шаг за шагом, слой за слоем. Команды шлюпок сменялись каждый час: ибо вновь и вновь находились люди, которые поддавались странному влечению и потом их приходилось отрывать от работы буквально силой. В конце концов — после того, как мосты из водорослей были взорваны, а вода очищена — участники экспедиции оказались на палубах фрахтеров. Как же изменились эти суда! Верхнюю часть их внешней обшивки уже обнажили; когда же «чистильщики» убрали самые крупные скопления водорослей, стало видно, что фрахтеры, словно почуяв свободу, сильно вздрагивают, медленно трогаются с места, рывками всплывают наверх. И вот эти корабли уже легко заскользили по воде, сопровождаемые шлюпками; люди даже боялись, что суда сейчас поднимутся из воды, воспарят над ней. Вся листовая жесть с фальшбортов отвалилась, обшивка лопнула. Изнутри и снаружи сквозь стенки судна пробивались какие-то отростки, ветки, тонкие слоевища. Немногочисленные каюты верхней палубы были наполнены дымом; но так только казалось, когда ты открывал дверь. На самом деле их наполняло что-то вроде паутины. Крайние отростки этой серо-белой ткани цеплялись за дощатые переборки, за двери и люки, заполняя все проемы своими переплетающимися волокнами. Но пауков матросы нигде не видели. И когда они разрывали податливую паутину рукой или палкой, оказывалось, что ткань эта представляет собой тончайшие, как волоски, травянистые побеги (раздувшиеся листочки стебельки веточки), выпущенные досками шкафов потолков полов. В стороне от досок, на довольно большом отдалении, растения образовали имеющие вид стенок вегетативные органы. Каждая каюта была как бы сердцевиной древесного ствола; со временем ее пространство должно было разбухнуть одревеснеть. Вновь прибывшие расхаживали по качающимся палубам. Открыв люк, чтобы спуститься в трюм, они отшатывались — оттуда вырывался удушливый газ. Палубы обрели губчатую консистенцию, были оплетены водорослями. Из свилей в нижней части мачт выросли ветки, покрывшиеся странными ворсисто-бархатистыми листочками, которые часто срастались вместе, образуя подобие цветка. Повсюду кишели жуки и муравьи. Искать хранилища турмалиновых полотнищ не пришлось. Из чрева судов распространялось интенсивное, периодически усиливающееся свечение, часто ослепительно вспыхивающее; что делало кабельное освещение излишним, хотя кругом царила равномерная тьма. Матросы пробивали палубы над трюмами, прокладывая себе путь с помощью топоров пил огня; сносили переборки покрывшихся растительным войлоком судов. Балки и обивочные панели люди сбрасывали в воду, и рыбы плыли за этими деревяшками, мордами толкали их вперед, постепенно обгладывали, на своих спинах выносили в море.