Альфред Дёблин - Горы моря и гиганты

В обширной области между двумя южными речными бассейнами было мало градшафтов. На морских побережьях блистали, грозили соседям Марсель и Бордо. Тулуза на Гаронне тоже громко заявляла о себе. Эти города, как и северные градшафты, вместе со своим населением спустились в глубину. По поверхности плодородных земель к северу от Пиренеев, как и по тем местам, где остался мусор от глетчеров ледникового периода, лишь изредка перемещались поселенцы. Жить они предпочитали в равнинном Провансе с его пальмами и апельсиновыми деревьями — в основном по берегам крупных рек.

Еще прежде, чем закончилась борьба за Гренландию, британские поселенцы маленькими группами начали покидать родные острова, где им грозило уничтожение. Пока и у них на севере спускались под землю дома, целые города, группы странствующих змей добрались до поросших платанами низовий Гаронны, до тамошних тучных пастбищ. Уайт Бейкер со своими людьми оказалась в тех краях, где когда-то правила Мелиз, свирепая королева Бордо: между Пиренеями, восточным горным массивом и океаном. Поселенцы двигались теперь по теплым пойменным лугам Шаранты [104] Река на юго-западе Франции; впадает в Атлантический океан недалеко от города Рошфор. , под зеленеющими благородными каштанами, темными вязами, лиственными кронами грецких орехов, среди виноградных лоз. В лесах, на залитых солнцем полянах, на бессчетных одичавших полях они встречались и смешивались с другими поселенцами, появившимися здесь раньше них, — полу-испанцами и африканцами.

Вырвавшись из градшафтов, змеи расцвели в долине реки Шаранты, по берегам широкой Гаронны. Они принесли с Британских островов свое темное учение о любовном странствии, об отрешенности. От Перигё и Бержерака [105] Перигё — главный город исторической области Перигор и французского департамента Дордонь, в Аквитании, к северо-востоку от Бордо. Бержерак — город на юге Франции, в южной части департамента Дордонь региона Аквитания. до устья Жиронды [106] Жиронда — эстуарий рек Гаронна и Дордонь; открывается в Бискайский залив. , где расточительные римляне построили оборонительные валы, кочевали змеи, мужчины и женщины, — то кроткие, то неистовые в своих чувствах. Мрак туман морозы холодные ветры, характерные для Британских островов, здесь отсутствовали. Власть градшафтов больше не ощущалась. Страх внушали только мистраль, опустошительные весенние и летние бури, да еще весенние наводнения, когда вода океана поднимается в широкое устье Жиронды и затопляет поля. Дремлющие пустоши, сады, золотой дрок, разрушенные дороги… Время от времени — молния, при виде которой змеи пригибались; самолеты и машины спустившихся в глубину градшафтов: они добывали из земли песок и камень, откалывали куски от не очень твердых скал, доставляли это сырье на свои фабрики Меки. Переселенцы, добравшиеся до морского побережья, видели и большие воздушные фрахтеры, которые регулярно — ежедневно — доставляли с севера соли кислоты каменные блоки. Чужеземцы беспрепятственно селились на этой плодородной земле. Селились в бывших крестьянских усадьбах, на фруктовых плантациях, заросших травами и виноградной лозой, на древних болотах и наносных почвах, на зеленых холмах, под высокими лавровишнями, рядом с дикими пышно ветвящимися акациями, склоняющими свои перьевидные листья над ручьями.

И все эти люди, которые теперь бродили по благоуханной земле, пили вино, вбирали в себя пряные ароматы, снова — после долгого взаимного отчуждения — чувствовали влечение друг к другу. После змей Уайт Бейкер по этим местам двигались, одна за другой, разные группы беглых поселенцев (британских фландрских франконских ютландских) — и все они тоже подпадали под влияние здешних чар. Чар этого нескончаемого Сегодня, свежести, вечного обновления. Каждый глоток воздуха здесь будто подталкивал к тому, чтобы дать волю своим порывам — вывернуть себя наизнанку.

СЕРВАДАК — молодой еще человек с изжелта-бледным лицом — сидел в одиночестве под ярко-зеленой лавровишней и пытался подманить Свет-Моих-Очей: соседку, которая поселилась на берегу Дордони [107] Река на юге Франции, которая к северу от Бордо впадает в Гаронну, образуя вместе с ней эстуарий Жиронду. одновременно с ним. Ах, она непременно должна к нему подойти! Ведь она уже ходила с ним в чащу леса, где стоит священная хижина, и они вдвоем отправлялись в сладкое странствие… Он повторял это снова и снова, но смуглая Свет-Моих-Очей на уговоры не поддавалась. Он неподвижно сидел под лавровишней с перекрученными ветвями. А женщина, наклонившись к кустику гороха, подтрунивала:

— Сервадак, ты так долго сидишь под деревом, словно уже стал его корнем. Ну-ка подними глаза: твоя макушка, кажись, и вправду зазеленела!

— Свет-Моих-Очей, ты сегодня достаточно поработала.

— Посмотри на мои руки, Сервадак, какие они толстые. И с каждым днем делаются все толще. Того гляди лопнут. Меня это радует.

— Для чего ты так много работаешь?

— А вдруг я нарожаю детей, Сервадак? Кто же их будет кормить?

— Я буду. И другие тоже.

— У меня есть руки, они — мои дети. Я не стану сидеть под деревом без дела. Взгляни, какой у меня вырос горошек.

— Иди ко мне, Свет-Моих-Очей!

— Горошек тоже говорит: иди ко мне. И мои курочки. И трюфели.

— Иди ко мне, Свет-Моих-Очей. Радость моя! Если я и сижу здесь, так только ради тебя: я смотрю на твое поле и радуюсь, что по нему идешь ты. Взгляни на мой горох. Разве он ничего не стоит?

Она засмеялась:

— Плохой горох! Поле заросло красными сорняками. Когда появятся стручки, я тебе помогать не стану.

— Подойди поближе.

— Хочешь пойти со мной в хижину? Но я этого не хочу.

— Просто подойди ближе.

— Чем это тебе поможет, Сервадак?

— Поможет. Мне поможет, даже если ты приблизишься всего на шаг.

— Ах, милый друг! Мне грустно, когда я вижу тебя. Ты такой бледный. А мы ведь уже давно ушли из Бедфорда [108] Город в Англии, на реке Уз. .

— Я уже отдалился от Бедфорда на сто лет. Когда я впервые увидел тебя среди прибрежных скал, на севере, — тогда-то те сто лет и закончились. Это было вчера. А может, сегодня. Сегодня я увидел тебя в первый раз. Точнее, сейчас я тебя вижу в первый раз. Иди же ко мне, Свет-Моих-Очей.

— Ах, зачем ты зовешь меня, Сервадак! Стоит мне выйти на свое гороховое поле, ты уже тут как тут, словно дрозд.

— Но дрозду отвечает дроздиха.

— Я тоже тебе отвечаю.

— Ты не дроздиха. Ты мне не отвечаешь.

Он протянул к ней руку. Она опустила голову, всхлипнула, потеребила столбик, к которому подвязывала горох, и пошла к Сервадаку — медленно, потом быстрее; позволила ему, упавшему на колени, поцеловать ее; сама нежно поцеловала его в глаза и в губы.