Альфред Дёблин - Горы моря и гиганты

Они перестали смеяться, когда в один прекрасный день во Франциско и Портленде все продовольственные запасы, в том числе и их собственные, стали добычей огня. Перед азиатами встала дилемма: обречь миллионы людей на голодную смерть или отказаться от господства. Они немедленно послали сообщения на запад, на свою родину. Оттуда их успокоили: мол, неужели они испугались — они, управляющие делами американских дикарей? Желтолицые удвоили охрану вокруг городов.

Через три недели после уничтожения продовольственных складов, во Франциско и Портленде — в один и тот же день, — взлетели на воздух сами пищевые фабрики. На фабрики, видимо, тайно пронесли взрывчатые вещества. Одновременно произошло нападение на резиденцию желтолицых: дело кончилось тем, что весь город устремился на штурм этого здания. Не прошло и часа после взрыва фабрик, как первые группы испуганных, рискующих жизнью людей побежали от фабричных пепелищ к зданию ратуши, которое чужаки окружили лучевым барьером. Мятежники, полуобнаженные опустившиеся люди, шли на верную смерть: словно каннибалы, возненавидевшие сами себя. Они задыхались под воздействием смертоносных лучей, падали на желтый поблекший луг, окружавший здание ратуши. Вслед за ними на штурм бросались новые массы. Было много опоздавших, которые сперва кинулись на окраины, убедились там, что они, как и прежде, пленники города, — и только потом двинулись к центру. Резиденцию окружал теперь кольцеобразный вал из трупов, который с каждой минутой становился выше. Грязные оборванцы, беременные женщины, раздраженные неистовствующие мужчины понимали, что никто над ними не сжалится и что лучшее, что они могут для себя сделать, — это подохнуть прямо здесь и сейчас. Привыкшие к опасности воины — члены тайных союзов — пока держались на заднем плане и только подстрекали толпу: «Схватите их, схватите их!» Эти крики в течение многих часов волнами накатывали на тихую резиденцию азиатов. Вал из трупов, который со всех сторон окружал стоящее посреди луга здание ратуши, вырос уже настолько, что преодолеть его можно было лишь с помощью лестниц.

Тогда-то члены тайных союзов незаметно смешались с толпой. Внезапно посреди всего этого бедлама раздался грохот: грохот и удар взрыва. Воины, действуя поодиночке и используя гору трупов как прикрытие, перебрасывали через нее гранаты, которые применяли и утром, для нападения на фабрики. Азиаты, хоть и были раздражены, присутствия духа не утратили. Они поняли, что угнетенные массы решились на последнюю крайность.

И тут они развели в стороны железные ворота ратуши. Угнетатели вышли из ворот — отчетливо видные тем, кто в тот момент испускал последний вздох вверху, на валу из трупов. Но видеть их можно было лишь несколько секунд. Они меняли свой цвет в зависимости от почвы, по которой ступали, и от заднего плана. Мерцающие серо-зеленые тела: окруженные катящимися, вспыхивающими, мечущими молнии аппаратами. Очень быстро, едва касаясь земли, пересекли азиаты полосу жухлой травы перед зданием. При их приближении стена трупов задымилась, начала тлеть спекаться. Атакующие за стеной отступили. Но — лишь ближайшие. За их спинами колыхался весь город. Прорвавшись сквозь дымящуюся оплывающую трупную стену, пробившись между горящими людьми, то и дело останавливаясь и численно уменьшаясь в результате очередного громоподобного удара, но двигаясь все быстрее, японцы — зеленоватые мерцающие тела — разбежались во все стороны. Они очистили почти весь город, освободили от бунтовщиков улицы. Они летали над главными магистралями, сбрасывали вниз бомбы. Но успокоить горожан не смогли: те перемещались вслед за ними, вновь скапливались на площадях, окутанных облаками дыма.

Азиаты в мерцающих униформах продолжали эту работу до вечера. Уже в темноте они повели самолеты на посадку над тлеющими фабричными руинами, приземлились во внутреннем дворе ратуши.

Форму они сбросили, поспешили к горячим плавательным бассейнам. Хихикали, обменивались нитками. Жены подносили им вино; бежали через весь дом, обнимали своих мужчин. А когда супруги выпустили друг друга из объятий, раздались удары тамтама. Летчики — в пестрых длинных одеждах, с цветами в руках — медленно направились в большой зал на первом этаже, зал заседаний. На стене висело красочное изображение Будды. Они возложили цветы, поклонились до земли, вышли. Потом серьезно, молча сидели в разукрашенной обеденной зале, за низенькими столиками, пили ели. Едкий стесняющий дыхание дым проникал сюда с огромной площади, хотя все окна и двери были закрыты. После получасового молчания сидевший во главе большого стола бритоголовый человек сделал знак двум только что вошедшим певицам с лютнями, чтобы они покинули помещение.

Подперев рукой подбородок, он взглянул на мужчин, сидевших с ним рядом:

— Сколько лет моим друзьям? Они еще очень молоды. Стоит ли сожалеть, что они покинули родину, перелетели сюда через океан? Они еще очень молоды, и сожалеть тут не о чем. В каком случае то, что происходит с человеком в молодости, достойно сожаления? Когда оно затягивается слишком надолго.

Опять наступила пауза, затем коренастый Яри окинул себя взглядом:

— Спасибо, что ты это сказал. На мне сейчас пестрое платье: такое носят победители. Я хочу и дальше оставаться победителем. Ты объяснил, что я должен делать.

Мужчины за столами перешептывались и кивали друг другу. Мало-помалу все они поднялись на ноги. Не казались больше серьезными. Улыбались. Один из них крикнул:

— Пусть войдут певицы!

Бритоголовый сиял. И когда пять девушек — грациозных, с алыми шарфами — заскользили, посверкивая глазами, между столиками, молодые люди начали хватать их за руки. Перед сбившимися в кучу летчиками, едва ли еще способными держаться спокойно, которые присвистывали шептались хихикали, девушки пели — вдвоем втроем впятером.

Часа через два, при свете полной луны, эти мужчины пронеслись по воздуху над погрузившимся в немоту, озаренным пламенем пожаров градшафтом. Бесшумно уничтожили свои же заграждения по внешнему периметру города и полетели на запад, к первобытному шумящему океану.

Волны, волны — мерцающие катящиеся заглатывающие друг друга поверхности… Усиливающийся попутный ветер… В те дни азиатские гарнизоны исчезли из всех американских городов.

А вдоль побережья, на север, устремились еще остававшиеся в живых человеческие массы, напоследок опустошив брошенные ими города. Предводители союзов, теперь уже не тайных, соблазнили людей возможностью заселить свободные земли. Неваду Вашингтон Орегон Айдахо они оставили за спиной, вступили пешим ходом в Колумбию; заполнили, увлекая за собой жителей попадающихся по пути городов, всю территорию между ее богатым островами побережьем и безлюдными Скалистыми горами. Переселенцы продвинулись и в Юкон, где высится ледяная вершина горы Святого Ильи [53] Гора на границе Аляски и территории Юкон, родина индейцев тлинкитов. . Некоторые даже сумели пройти через горный перевал на восток, увидели раскинувшееся внизу озеро Атабаска. Тысячи по дороге теряли силы и поворачивали обратно. Но предводители, верившие камням и земле, неудержимо стремились вперед, воодушевляли людей. Без недоверия, а часто и с радостью принимали их остатки некогда населявших северо-западное побережье первобытных народов: живущие в маленьких деревнях тлинкиты хайда цимшианы беллабелла помогали им, указывали дорогу. В ближайшие годы очень много переселенцев обнищало или погибло в результате несчастных случаев. Резкий переход от налаженной системы обеспечения всех потребностей, существовавшей в гигантских городах, к такой ситуации, когда человек оказывается один на один с дикой морской стихией, вступает в борьбу с животными, отличался крайней жестокостью. Рубка деревьев, охота на лосося с помощью копий и ловушек, ловля наваги корюшки палтуса (между островами, в проливах Диксон-Энтранс и Чатем), а также облавы на медведей: вот в чем заключалась теперь жизнь. Выпить сырой теплой крови, съесть сырую печень — такие вещи считались священнодействием. Мардук уже умер, в ратуше Бранденбургского градшафта сидел властолюбивый Цимбо, когда с американского северо-западного побережья стали поступать первые глухие известия — предупреждения и угрозы, — касающиеся этих ново-индейских орд, возглавляемых пророками.