Кевин Брокмейер - Краткая история смерти

— Обещаешь, что вернешь? — спросил он.

— Чтоб мне сдохнуть.

— Тогда ладно.

Как только он протянул трость, ее вырвали из рук.

— Мне нравится, — сказал мальчишка, а его приятель засвистел. Третий добавил:

— Ты с ней такой крутой. Настоящий мачо.

Первый ответил:

— Знаю. Так что, наверное, я оставлю ее себе.

Слепой целую вечность слушал, как мальчишки расхваливают трость и передают по кругу, пока наконец ее отсутствие не стало докучать.

— Ну ладно, давайте ее сюда, — попросил он. — Мне пора домой.

— Да погоди.

— Куда ты торопишься?

— Эй, а кто сказал, что это вообще твоя палка?

— Вы… — начал он, но его ударили тростью по голове, а потом по заду. Когда он упал, мальчишки удрали. Он слышал, как один из них крикнул: «Бам-м-м!», заставляя голос вибрировать, точь-в-точь как вибрировала трость, отскочив от головы слепого. В конце улицы хлопнула дверь, и обидчики скрылись.

Больше слепой никогда не видел своей трости. И не получил другой.

Когда через несколько дней он услышал, как в тупичок зашли те же самые мальчишки, они принялись твердить, что видят его впервые в жизни, и он никак не мог их разубедить. «Трость? — удивлялись они. — Мы никакой трости не видели. Может быть, кость? Ты слишком долго лежал в инкубаторе и рассыпаешься по косточкам. И вообще, знаешь что? Ты все выдумал, чтобы удивить девчонок».

Слепой быстро отказался от мысли вернуть трость. Несколько недель он учился ходить, полагаясь на звук собственных шагов, вытянутую руку и небольшую долю интуиции. Он держал в голове карту района и постепенно расширял границы. Он старательно избегал старших мальчишек, дожидаясь, когда они наконец вырастут, найдут работу и обзаведутся семьями — ну или просто исчерпают запас сил и забудут, как вели себя в детстве.

Вот о чем он вспоминал, сидя на кухне и слушая стук ветки кизила о стекло.

Но почему слепой помнил лишь то, что причиняло боль? Почему забыл вещи, которые приносили радость или вызывали улыбку, — шутки, которые он слышал, песни, под которые хлопал в ладоши, людей, которые его любили и чьих щек он касался пальцами.

Не так уж давно он гордился силой собственной памяти. Слепой представлял свою жизнь в виде идеальной непрерывной нити, которая разматывалась единой линией; все, что нужно было сделать, — взять ее в руки и несколько раз сильно дернуть, и тогда он мог вспомнить что угодно. Но теперь нить спуталась, на ней возникли узлы, и слепой боялся, что она никогда не станет прежней.

Тем же вечером он услышал, как кто-то сказал, что поле для гольфа исчезло окончательно заодно с пожарной станцией, дендрарием и задней частью одного из офисных зданий на Эрендира-стрит. На следующее утро пропали музей естественной истории и большая часть торговой площади. Через пару дней какая-то женщина впервые заметила, что великая пустота распространяется и под землей. Она зашла на станцию метро, под Кристофер-стрит, остановилась на краю платформы, чтобы завязать шнурок, и обнаружила, что рельсов больше нет. Она шарахнулась, затем вновь заглянула через край. Ничего. На платформе женщина увидела сплющенную серебристо-красную банку из-под колы и попыталась бросить ее в пустоту, но, наверное, не рассчитала, потому что банка упала прямо ей под ноги, несколько раз подпрыгнула и укатилась в сторону.

— Как будто между платформами текла река. Только в ней ничего не было. Ни песка, ни воды… то есть никакой реки. — Рассказчица сдавленно рассмеялась. — Боюсь, я просто не могу описать.

— Не обязательно описывать, все мы сами видели, — сказал кто-то.

Но слепой ничего не видел.

— Вы говорите о том, что происходит внизу, — произнес он. — Это полдела. А что происходит наверху?

Он услышал, как зашуршало с полдесятка воротников: люди принялись вытягивать шеи и смотреть в небо.

— Трудно сказать, — ответил кто-то. — Но что-то там несомненно есть.

Облака были непривычной формы, словно резаные, но никто не знал, то ли это результат действия «пузыря», то ли высоко в атмосфере дует какой-то странный ветер. Слепой прислушивался к спорам. Кажется, недостает верхушки одного из небоскребов? У неба всегда был такой рыхло-синий цвет? Наконец чей-то сиплый голос подвел итог:

— Небо как будто немного полиняло, но никуда не делось. По крайней мере насколько я могу судить.

И тогда толпа начала рассеиваться. Когда слепой собрался уходить, кто-то постучал его пальцем по плечу. Он почувствовал слабый запах лаванды.

— Как поживаете? — Голос принадлежал женщине.

— Бывало и хуже, — ответил слепой.

— Вы меня не помните?

— Нет. Простите.

— Я Минни Ригс. Мы встретились после эвакуации. Вместе варили кофе и пекли оладьи.

— Правда?

— Хм… Вы, я и Лука Симс.

Лука Симс? Слепой ненадолго задумался:

— Газетчик.

— Да.

Он вспомнил дыхание газетчика — быстрое и нервное, похожее на биение сердца кролика, которого слепой однажды держал на коленях. Еще от одежды Симса исходил вяжущий запах чернил. И у него была раздражающая привычка брать слепого за руку всякий раз, когда они переходили дорогу. Больше ничего он не мог припомнить.

И все-таки слепой понимал, что Лука Симс ему нравится, хотя и неизвестно почему.

— Мое почтение вам обоим, — сказал он женщине.

Долго ли он стоял, перебирая обрывки воспоминаний? Как будто всего несколько секунд — или нет? Слепой подождал ответа, но женщина ничего не сказала, и он решил, что разговор окончен, и пошел домой по Парк-стрит и Эм.

Вернувшись, он открыл окно и прислушался к птичьей стайке, сидевшей на ближайшем дереве. Птицы свистели и переговаривались коротенькими, в одну-две ноты, песенками, а потом внизу проехала машина со сломанным радиатором, и они издали череду громких прерывистых криков. Пробежали дети, хлопая ладонями по стволу, и стая с внезапным плеском крыльев взвилась в воздух. Слепой подумал: как, должно быть, чудесно бегать, имея тело, предназначенное для бега, и летать на крыльях, созданных для полета. Иногда ему казалось, что самый приятный звук на свете — это пение птиц, которые населили опустевший город.

В середине следующего дня исчез дом, в котором жил слепой. Он стоял в колоннаде, когда человек, который последние несколько часов обходил город по краю, заглянул туда и рассказал об увиденном. Исчезли еще несколько кварталов, сказал он и перечислил. Слепой узнал, в том числе, название собственной улицы.

Дом был на месте, когда утром он вышел. Слепой в этом не сомневался. Интересно, сколько времени успело пройти после его ухода?

Мимо проехала компания на роликах. Кто-то уронил резиновый мяч.

В доме не оставалось ничего, в чем бы он по-настоящему нуждался. Слепой всегда мог найти место для ночлега. Но неприятно было думать, что по крайней мере прямо сейчас ему некуда идти.