Максим Шраер - В ожидании Америки

— А что это за Сан-Марино, куда нас везут?

— Это крошечное государство. Гора-государство. И даже Наполеон не смог его захватить. Спи, бабуля, спи, пожалуйста.

— Наполеон? — переспросила она. — О, я обожаю Наполеона!

— Ты? Обожаешь Наполеона? — пробормотал я, находясь где-то посередине между бодрствованием и сном.

К десяти утра на следующий день наш автобус настолько близко подъехал к Сан-Марино, что Штейнфельд смог указать на трехглавую Монте-Титано, поднимавшуюся на равнине прямо перед нами.

— Это национальная эмблема Республики Сан-Марино, — произнес он с пафосом. — Три горные вершины в окружении замковых башен. Вы увидите эту эмблему на их флаге и гербе.

— На их фляге и горбе, — сострил комедиант Перчиков.

Штейнфельду шуточка не понравилась, и он одарил Перчикова презрительным взглядом. Уже около часа он читал нам лекцию о Сан-Марино, с тех пор как мы миновали город Форли, что примерно на полпути между Болоньей и Сан-Марино. Половина беженцев спала; другие слушали и старались задавать умные вопросы. Огненно-рыжий настройщик из Минска музейным почерком делал записи в кожаном блокнотике.

Штейнфельд снова почти покорил меня своими живыми комментариями к истории Сан-Марино. К тому же он приобрел восторженную слушательницу в лице моей бабушки, которую, по каким-то причинам, очень занимал тот факт, что гордая маленькая республика не склонилась перед обожаемым ею (бабушкой) Наполеоном. Загоревшая, в белой кофте с вышивкой по вороту и в немного тесной юбке кремового цвета, которую мама умоляла ее не надевать, бабушка в это утро выглядела помолодевшей и полной сил. Ей недавно исполнилось семьдесят три, но легко можно было дать лет на десять меньше. Именно она, а не Ирена, просидела со мной рядом в автобусе всю дорогу из Болоньи в Сан-Марино. Ирена с утра была не в духе и отправилась досыпать на заднее сиденье автобуса, где было темнее и немного тише. Скептик по натуре, как многие евреи, выросшие на побережье Балтийского моря, Ирена, должно быть, чувствовала надвигающееся разочарование дня, в то время как я, приемный сын Италии, был все еще переполнен романтическими надеждами.

Возможно, из-за своего солнечного настроя я был готов простить Штейнфельду недавний трусливо-похотливый выпад в адрес моей мамы. В конце концов отец уже заставил его расплатиться страхом, так стоило ли на этом зацикливаться? Слушая объяснения Штейнфельда, я вспоминал прежние дни, когда он беседовал со мной об этрусках на улицах и перекрестках Ладисполи. Штейнфельд-античник был великолепен, когда рассказывал о легендарном основании Сан-Марино в IV веке далматинским отшельником-камнетесом по имени Маринус. Достигнув в своем повествовании эпохи Возрождения, Штейнфельд заскучал и начал играть в историческую викторину с аудиторией.

— Республика Сан-Марино была оккупирована на короткий строк всего лишь дважды в своей истории, — сказал он. — Кто-нибудь знает, кем?

Никто не знал.

— Не удивительно, — выдавил Штейнфельд, искривив рот. — В первый раз — Чезаре Борджиа, а потом отрядами кардинала Альберони почти двести лет спустя, если память мне не изменяет, а обычно она мне не изменяет. Затем папа признал независимость Сан-Марино. Да, думаю, стоит упомянуть, что в 1944 году немцы, а за ними и армия союзников прошли через Сан-Марино. Но это не считается. Сан-Марино пыталось сохранять нейтралитет во время войны.

— А что с Наполеоном? — выкрикнула моя бабушка так громко, что я вздрогнул.

— А что с Наполеоном? — переспросил Штейнфельд. Он презирал все, что произошло после французской революции.

— Расскажите нам о Наполеоне, — настаивала бабушка, употребляя свое коронное «нам», «мы, граждане», «нам всем». Она так и не отучилась от этого до самой смерти, даже после двадцати с лишним лет жизни в Америке.

— Расскажите им, Анатолий. Люди хотят знать, — вмешался авантюрист Ниточкин.

— Что делал в Сан-Марино слон, когда пришел на поле он? — объявился Перчиков с очередной наскоро перелицованной шуточкой. Несколько человек с готовностью засмеялись.

— Типичное российское помешательство на Наполеоне, — произнес Штейнфельд с миной на лице. — Ну что ж, слушайте. В 1797 году верный наполеоновский генерал Луи Александр Бертье — потом, когда Наполеон провозгласил себя императором, он стал маршалом Франции, не самый великий полководец, заметьте, но послушный исполнитель воли Наполеона — так вот, в 1797-м Бертье осадил Сан-Марино.

— О, господи, — громко вздохнула моя бабушка.

— Я попросил бы меня не перебивать, — взвизгнул Штейнфельд. — Войска Бертье, — продолжал он, — встали в Сан-Марино, грозя республике, но отцы Сан-Марино настолько умело затянули переговоры о сдаче, что один из двух капитанов-регентов успел добраться до Наполеона и заручиться его протекцией. Сан-Марино пощадили. Широкий символический жест, это уж точно. А потом Венский конгресс признал суверенитет республики Сан-Марино. Вот вам и ваша история про Наполеона, милейшая, — заключил он, повернувшись к моей бабушке, ставшей за это время центром бонапартизма в нашем автобусе.

— Прошу прощения, а что вы сказали про население? — прервал Штейнфельда настройщик роялей.

— Повторяю: около двадцати пяти тысяч сан-маринцев живут в пределах этой маленькой республики, — ответил Штейнфельд ледяным голосом. — Это третье по величине карликовое государство в Европе после Ватикана и княжества Монако. И имейте в виду: это самая маленькая республика во всем мире. Санмаринцы ценят свою свободу. Их конституция датируется 1600 годом, если вы можете себе такое представить.

На этом месте Ниточкин оторвался от оживленного разговора, который вел с итальянским котярой-водителем — скорее всего, они сравнивали русских женщин и итальянок, — и произнес в водительский микрофон, закрепленный на металлической гибкой шее:

— Все правильно, дамы и господа, по площади это меньше одной трети Вашингтона Ди Си. Кстати, я как-то провел там шесть месяцев, работая референтом конгресса по вопросам православной церкви.

После чего он рассказал очередную из своих невообразимых американских историй, которым многие в автобусе отказывались верить. Получил он степень доктора наук в Колумбийском университете или нет — вопрос отдельный, а в итальянской политике, нужно отдать ему должное, он разбирался отменно.

— Это волшебная сказка, — говорил Ниточкин. — Мечта диктатора, превращенная в кошмар. Подумайте только: у санмаринцев парламент из шестидесяти мест, который называется Большой и Генеральный совет. Выборы в него проходят каждые пять лет прямым голосованием. Парламентарии, в свою очередь, выбирают из своих рядов двенадцать членов Государственного конгресса. Каждые шесть месяцев члены Большого и Генерального совета выбирают двоих номинальных глав государства, которые называются «Il capitani regenti». Оба капитана-регента должны одобрить любое решение Государственного конгресса. Можете себе представить этот сумасшедший дом? Плюс армия численностью в тысячу человек, чтобы защищать страну от вторжения каких-нибудь диких козлотуров.