Д. Томас - Белый отель

Женщина с седеющей гривой волос и большим бюстом сказала, что недавно ей удалили одну грудь из-за опухоли. Майор поблагодарил ее за такую мужественную откровенность, вокруг раздались сочувственные возгласы. Вогель, буквально пожелтев, заявил, что возможно заметил на отмели высохшего человеческого зародыша, однако не уверен, что не спутал обычную деревяшку с ним. Его сестра, всхлипывая, призналась, что десять лет назад сделала аборт. Все ошеломленно замолчали; Вогель явно только сейчас услышал о случившемся. У него задрожали губы, и майор впервые почувствовал что-то вроде сочувствия к черствому немцу.

Сестра Вогеля не могла сдержать рыданий. Глухие, мучительно рвущиеся из глотки звуки казались почти невыносимыми; люди, спокойно воспринявшие наводнение и пожар, торопливо зажигали сигары и сигареты в тщетной попытке успокоить нервы. Наконец, к всеобщему облегчению, к ней наклонился пастор, мягко но настойчиво взял ее за руку. Они поднялись, святой отец вывел ее из комнаты. Пока они пробирались между стульями, сидящие рядом с женой пекаря заметили, что она настойчиво шепчет что-то супругу и пихает его, а тот мотает головой. Но когда вновь наступила тишина, пекарь поднялся и, коверкая слова на манер представителей своего класса, запинаясь, едва слышно сказал, что видел, как по озеру плыла женская матка. Он один сидел на берегу и ловил рыбу. Матка проскользнула мимо, чуть касаясь воды, и сразу пропала. «Ну, иногда бывает, померещится, когда сидишь с удочкой, а рядом никого, особенно на рассвете, или закате. Но тут я уверен». — Он уселся, оглянувшись на жену, словно искал поддержки.

Майора рассмешил комичный простонародный говор, он пытался сделать вид, будто зевает, но не удержался и обнажил в усмешке желтоватые зубы. Даже Болотников-Лесков, несмотря на свои революционные идеалы, улыбнулся, прикрыв рот рукой. Военный спросил, видел ли кто-нибудь еще плывущую матку. Одинокий голос заявил, что, возможно, заметил в воде ломоть хлеба, вызвав облегченный смешок. Но тут из самого темного угла донесся чей-то голос: «Вы обратили внимание на горы? На ледники наверху?» Улыбки мгновенно стерлись с лиц, снова холод пронизал каждого.

Несколько человек пытались объяснить феномен падавших звезд, молнии, красных листьев и ледников. Но теории оказались такими неубедительными, что сами создатели явно не верили в них. Завершая собрание, Лайонхарт посоветовал проявлять бдительность. Болотников-Лесков от лица присутствующих поблагодарил его, — снова всеобщее одобрение, — и предложил чтобы те, кто заметит что-либо необычное, незамедлительно сообщали майору, а его наделить правом созвать еще одно собрание, когда сочтет необходимым. Все с мрачным видом согласились.

Когда отдыхающие, шагая в два ряда, поднимались по ступенькам, пекарь поравнялся с пожилой медсестрой. Она воспользовалась возможностью и сообщила, что ее внучатая племянница, которая тем вечером чувствовала себя неважно и отправилась спать пораньше, месяц назад перенесла операцию по удалению матки. «Я привезла ее сюда, чтобы бедняжка немного поправилась», — объяснила она приглушенным голосом, не желая, чтобы их услышали. — «Ужасно грустно, ведь ей всего двадцать с небольшим. Я не хотела говорить тогда, потому что моя девочка расстроится, если все узнают. Ей и так несладко приходится. Но я решила, что вам с женой непременно должна сказать». Пекарь с благодарностью пожал ей руку.

Несколько дней любовники не спускались в ресторан. Когда, наконец, там появились, на их месте сидели новые отдыхающие. Поистине неиссякаемый поток людей прибывал в отель каждый день, и держать пустой столик администрация просто не могла себе позволить. Метрдотель, извинившись, объяснил им ситуацию; он решил, что молодые люди предпочитают не только завтракать, но обедать и ужинать в своем номере. Попросив их немного подождать, он переговорил с пышнотелой крашеной блондинкой, отличавшейся немного вульгарной привлекательностью, некой мадам Коттин, занимавшей столик для двоих. Та с улыбкой выразила согласие, приветливо кивнув им; метрдотель быстро придвинул еще один стул и проводил молодых людей к даме. Им было немного тесно, юноша рассыпался в извинениях за то, что они так бесцеремонно прервали ее уединение. Однако мадам Коттин, смеясь, отмела все эти формальности и шутливо вскрикивала, когда их ноги случайно соприкасались.

Она сказала, что рада их обществу. Муж погиб во время наводнения, а одиночество ей дается очень тяжело. Вытащив носовой платок, она промокнула глаза; но вскоре в свою очередь извинялась перед новыми друзьями за то, что выплеснула на них свое горе. «Я стараюсь не плакать слишком часто. Сначала я была безутешна и наверняка отравляла жизнь окружающим. Потом постаралась взять себя в руки. Я вела себя нечестно по отношению к остальных. Ведь мы собрались здесь, чтобы как следует отдохнуть».

Юноша объявил, что восхищается ее мужеством. Он обратил внимание на даму, когда они в первый раз пришли в ресторан; видел, как она смеялась и танцевала, настоящая душа компании. Мадам Коттин искривила губы в невеселой усмешке: «Это было не просто». На самом деле, очень больно притворяться радостной, когда сердце осталось вместе с мужем, в могиле.

После чудовищного пожара, добавила она, стало немного легче. Внезапно обрушившееся на стольких людей несчастье помогло отодвинуть в прошлое собственную утрату. Кроме того, сгореть заживо так ужасно, по сравнению с этим смерть от воды кажется легкой и безболезненной. Всегда можно найти того, кому пришлось гораздо хуже, чем тебе. Она снова прижала к глазам платок; но, чтобы не портить новым друзьям вечер, сдержалась и начала рассказывать разные потешные истории, особенно о своих клиентах. Они оба просто влюбились в мадам Коттин. Она заставила их плакать от смеха, описывая, как помогала примерять корсеты дамам (и даже джентльменам). Она плотно поела, и теперь похлопывала себя по туго затянутому животу, приговаривая, что сама — живая реклама собственного товара. «Все при мне!» Засмеялась, широко раскинула руки, словно рыболов, хвастающийся размером добычи. Забавно, что пекарь, который сидел в противоположном конце зала и поймал ее взгляд, так и понял этот жест и в свою очередь повторил его, довольно улыбаясь. Время текло так быстро, словно часовщик, занимавший столик рядом с ними, ускорил ход всех своих механизмов.

Влюбленные проводили мадам Коттин в номер, — он располагался рядом с их комнатой, за стеной, у которой стояла кровать. Каждую ночь до них доносились душераздирающие рыдания. Уважение и восхищение ее мужеством усилилось еще больше, когда они представили себе, как тяжело давалась притворная веселость днем. Когда они, обнявшись, распростерлись на простыне и стали нетерпеливо раздевать друг друга, опять явственно услышали, как горюет мадам Коттин. Вскоре страсть заставила их позабыть обо всем.