Д. Томас - Белый отель

Иногда ей становилось неуютно, будто ее изолировали от внешнего мира, но стоило предложить сходить куда-нибудь, как он заключал ее в объятия и начинал твердить, что осталось слишком мало времени. Там, снаружи, было так грустно больше не видеть ставших привычными лиц. Пекаря, удившего рыбу в самом центре озера. Священника, поглощенного чтением, сидящего в своем любимом кресле на берегу. Мадам Коттин, заразительно смеявшуюся вместе с розовощеким молоденьким официантом. И все же лебеди как прежде парили меж двух заснеженных пиков; спускались к озеру, отрывались от воды и взлетали вверх. Их перья отличались такой белизной, что даже ослепительные вершины казались серыми в сравнении с ними.

Осенью 1919 года знакомый врач попросил меня обследовать молодую даму, на протяжении четырех лет страдавшую от мучительной боли в области левой груди и таза, а также от хронического нарушения работы дыхательных путей. Он добавил, что, по его мнению, речь идет об истерии, несмотря на ряд признаков, свидетельствующих против такого предположения. Чтобы убедиться в отсутствии органического заболевания, он самым тщательным образом обследовал ее. Молодая женщина была замужем, но жила отдельно от супруга, в доме своей тети. Нашей пациентке прочили большое будущее на музыкальном поприще, однако болезнь прервала многообещающую карьеру.

Первая беседа с этой двадцатидевятилетней дамой не приблизила к пониманию природы ее недуга. Я не увидел никаких проявлений жизненной энергии, хотя, по моему глубокому убеждению, она бесспорно обладала таковой. Лицо, на котором выделялись прекрасные глаза, носило явные признаки тяжких физических страданий; и все же в определенные моменты характерное выражение исчезало, заставив меня вспомнить о жертвах психических травм, полученных на фронте, обследование которых составляло в то время мою печальную обязанность. Что касается речи, иногда я с трудом разбирал, что она говорит, из-за судорожного хрипящего дыхания. Вследствие испытываемой боли, она ходила, согнувшись в поясе. Даже по меркам того несчастливого года, когда большинство жителей Вены недоедало, она отличалась чрезвычайной худобой. Кроме прочих проблем, я предположил наличие у нее Anorexia nervosa. Дама сказала, что даже мысли о еде вызывают дурноту, она питается апельсинами и пьет воду.

После осмотра пациентки я понял, почему мой коллега так колебался, прежде чем прекратил поиски органических нарушений. Меня поразило, с какой четкостью она определяла свои болезненные ощущения. Считается, что так ведет себя человек, страдающий тем или иным заболеванием органического характера, хотя он может быть еще и невротиком. Для истериков характерна известная неопределенность при описании, во время обследования болезненных участков у них появляется выражение удовольствия, а не страдания. Фрау Анна, напротив, спокойно и точно указала, что испытывает боль слева в области яичников и в левой груди; она вздрогнула и отпрянула, когда я прикоснулся к этим участкам.

Она твердо верила, что больна физически, и была чрезвычайно разочарована, что я не сумел найти источник ее страданий и определить их причину. Мое собственное, с каждой минутой растущее убеждение, что, несмотря на несоответствие некоторых признаков, налицо случай истерии, укрепилось после признания, что у нее случаются нелепые и страшные зрительные галлюцинации. Она боялась говорить о «завихрениях в голове», потому что это, по ее мнению, означало признать себя сумасшедшей, которую нужно держать под замком. Я сумел убедить пациентку, что галлюцинации, точно так же, как болезненные ощущения и затрудненное дыхание, вовсе не служат признаками умственного расстройства; что, поскольку границы реальности сложно очертить, самый здоровый рассудок может стать жертвой проявлений истерии. Фрау Анна несколько упокоилась и рассказала мне, как протекала болезнь, а также немного о себе в целом.

Она дочь довольно богатых родителей, была вторым ребенком и единственной девочкой в семье. Отец принадлежал к русским евреям купеческого сословия, а мать вышла из знатного польского католического рода, укоренившегося на Украине. Сломав подобным союзом религиозные и национальные барьеры, родители фрау Анны следовали своим либеральным воззрениям, но заплатили высокую цену, лишившись поддержки семей. Единственным близким родственником, не отказавшимся от общения с супругами, была тетушка пациентки (с которой она сейчас жила), сестра-близнец ее матери. Тетя вышла замуж за уроженца Вены, учителя словесности, тоже католического вероисповедания; они познакомились на конференции в ее родном городе Киеве. С тех пор сестрам пришлось жить вдалеке друг от друга, но их привязанность оставалась неизменной.

Как следствие, тетя фрау Анны также постепенно отдалилась от родных, за исключением отца, который в старости стал жить у нее. Пациентка убеждена, что на ней самой этот разрыв родственных связей сказался негативным образом, ограничив связь с окружающим миром. Общение с детьми ее возраста тоже было недостаточным, чтобы компенсировать подобные потери. Мать пациентки в начале брака родила мальчика, а через пять лет Анну. Тетя, к ее великому сожалению, осталась бездетной.

Пациентка сохранила самые теплые воспоминания о матери. Красивая женщина, мягкая и добрая, она обладала творческими способностями (считалась талантливым акварелистом), отличалась веселым, несколько импульсивным характером. Если она впадала в дурное расположение духа, — чаще всего, из-за осеннего или зимнего ненастья, — то позже, когда приступы хандры проходили, уделяла еще большее внимание детям, потакала их желаниям. Они с мужем составили прекрасную пару. Отец тоже располагал к себе, он был очень энергичным человеком. Девочка обожала его, ребенка огорчало только, что папа постоянно занят. Чтобы упрочить свои позиции в деловых кругах ему, оставленному без какой-либо поддержки, приходилось очень много работать. После рождения Анны они переехали в Одессу, где отец стал владельцем компании по экспорту зерна. Пожалуй, единственным развлечением, которое он себе позволял, было плавание на яхте. Он приобрел прекрасное судно, которым заслуженно гордился.

Каждое лето в этот уютный портовый город к ним приезжала тетя пациентки со своим мужем. Девочка с нетерпением ожидала их; благодаря нашему венскому пристрастию к долгим летним отпускам, родственники проводили здесь несколько недель. Когда появлялись гости и устанавливалась благоприятная для плавания погода, отец отвлекался от дел. Он становился более доступным и общительным. Мать пациентки в такие дни буквально расцветала, одинаково радуясь хорошей погоде и приезду любимой сестры, которая, так сказать, привезла с собой солнце. Лишенная счастья материнства, тетя, естественно, испытывала особенно нежные чувства к своей маленькой племяннице. Эта женщина обладала спокойным нравом и преданностью. Талантливая пианистка, она неизменно предпочитала покой комнаты для музицирования превратностям поездки на яхте. Дядя Анны отличался большей коммуникабельностью. Он был веселым, живым и общительным человеком, классическим образцом «дядюшки». Пациентка отметила его любовь к шуткам. Так, отправляясь в плавание на яхте, он надевал белую фуражку морского офицера. Тетя и дядя занимали важное место в жизни юной Анны, они играли роль «второй семьи» после родителей и брата, к которому, впрочем, девушка никогда не испытывала особой привязанности.