Д. Томас - Белый отель

Мать Виктора оказалась совсем крохотной и сгорбленной, но бодрой восьмидесятилетней старушкой с редеющими волосами и веселыми огоньками в глазах. Кажется, она радовалась больше всех, потому что ехала умирать в родную деревню. Третья женитьба сына вовсе не расстроила ее, напротив, она испытывала явное облегчение. Она очень любила внука, и горько оплакивала скорое расставание, но для такой пожилой женщины воспитание ребенка — непосильная работа.

В Тифлисе старушку передали с рук на руки целой орде родственников и друзей, которые принялись причитать над ней так, словно получили бездыханное тело. Лиза видела, что ее муж сильно расстроен встречей и, одновременно, прощанием со своим прошлым, а особенно тем, что, скорее всего, в последний раз обнимает мать. Расставание причиняло слишком сильную боль; к счастью, они почти сразу пересели в поезд, который доставит их через горы к побережью. Вскоре вагоны медленно поползли наверх, — два мощных локомотива, словно слоны, толкали состав вперед, — а за окном тянулся величественный пейзаж. Но они оба слишком погрузились в свои мысли, чтобы обращать внимание на красоты природы. Наконец показалось Черное море, и поезд помчался к побережью. В Поти они легко нашли грузовое судно, способное принять пассажиров. Лиза снова встретилась с морем своего детства.

Когда Виктор знакомил ее с четырехлетним сыном, он сказал: «Поздоровайся с тетей, она будет твоей новой мамой», потом взял ладошку мальчика, вложил в ее руку и деланно серьезным тоном произнес за него: «Здравствуй, Лиза». Взрослые засмеялись, и лед был сломан. Она подняла мальчика на руки, обняла и поцеловала. Коля, — вылитая копия мамы, воскликнула она; те же прямые белокурые волосы, зеленые глаза и озорная улыбка. Да, когда она поцеловала ребенка, он ей улыбнулся, и Лиза решила, что все ее планы с морским путешествием на самом деле уже ни к чему, она сразу пришлась мальчику по душе. Он продолжал обращаться к ней по имени, «тетя Лиза». Что ж, она не возражала, пусть назовет «мамой» позже, когда сам захочет, или даже никогда. «Он просто ангелочек, Виктор!» — воскликнула она изумленно, когда мальчик без звука пошел спать в их каюту. — «От него никакого беспокойства не будет». Виктор хмыкнул и сказал, что это просто затишье перед штормом.

Но Лиза не верила, что в их отношениях ожидается буря. Несколько буйных порывов, да, наверняка; но она чувствовала, что справится. Конечно, она годилась мальчику в бабушки, однако по сравнению с лысой старушкой, игравшей роль временной мамы, должна ему казаться молодой. Лиза позаботится о том, чтобы он не испытывал недостатка в друзьях.

Коля любил приключения. Вскоре он обнаружил, где находится мостик, и назначил себя первым помощником капитана. Все утро он вел корабль по волнам, а на обед его приводил улыбающийся матрос. Но после утренних трудов, он радостно приветствовал папу и тыкался в колени новой маме: «Здравствуй, тетя Лиза!» Они с мальчиком гуляли по палубе и любовались дельфинами. Лиза объяснила ему, что зимой вода покрывается льдом, а перед сном, когда раздевала и укладывала в постель, придумала забавную историю об огромном ките со смешным именем Порфирий. Много сотен лет назад он приплыл в это море, потому что тоже любил приключения. Плохие моряки пытались поймать его, но Порфирий неизменно превосходил их и умом, и быстротой. Мальчик увлеченно слушал, следя за ней круглыми глазами, стал сосать большой палец и вскоре сам себя убаюкал.

Пока он спал, Лиза и Виктор ужинали с офицерами и другими пассажирами. Даже те, кто не любил музыку, слышали о Беренштейне. Все просили знаменитость что-нибудь спеть под аккомпанемент крошечного старенького пианино. Он шутливо заметил, что давно уже перестал выступать, и посоветовал им уговорить Лизу, не меньшую знаменитость. В итоге новобрачные спели дуэтом. В каюте он упрекнул ее за ложь, будто у нее пропал голос. В «Борисе» следовало выступать ей, а не ленинградской выскочке Бобринской! Она со смехом отвергла лесть, но шум разбудил Колю. Лиза села рядом с койкой и стала тихонько напевать колыбельную. Вскоре мальчик крепко спал.

Даже в темноте раздеваться и ему, и ей было неловко: они впервые спали в одном помещении. В киевской квартире она ночевала во второй спальне, вместе с матерью Виктора. Переходить в другую комнату после свадьбы сочли чересчур явным и неприличным, тем более, что оставалось всего несколько дней до отъезда. Виктор с трудом пристроился на узкой койке; но как только они обнялись, исчезло чувство неловкости, обеих охватило ощущение спокойной уверенности и счастья. Это не была безудержная страсть молодых, да они и не могли позволить себе такое, ведь рядом спал ребенок. Приходилось следить за тем, чтобы не шуметь. Возможно, такое неудобство даже помогло: им не пришлось изображать необузданную чувственность, как пристало влюбленным… хотя временами оба жалели об этом.

Они неторопливо, бесшумно двигались в такт мерному плеску волн и поскрипыванию обшивки. Никаких пугающих видений: только мерцание знакомого с детства, а потом забытого маяка в иллюминаторе. Пока они занимались любовью, она прислушивалась к ровному дыханию ребенка. Пульсирующий огонек зажег ярким призрачно-белым светом седые волосы мужа.

Путешествие позволило достичь всего, на что она надеялась, и даже немного больше. Когда они прохладным (конец лета) утром пришвартовались в Одессе, мужчина, женщина и ребенок уже начали воспринимать друг друга как членов семьи. Один из фотоснимков, сделанных во время плавания, ясно показывает намечавшееся сближение. Высокий, грузный Виктор в пальто и шапке, прислонился спиной к лодке, обратив полное, привлекательное лицо к своей жене, и с гордостью смотрит на нее; Лиза, с поднятым воротником и растрепавшейся от ветра прической, наклонила голову, с неменьшим обожанием следит взглядом за маленьким мальчиком, который стоит между ними и держит родителей за руки. Коля улыбается, глядя прямо в объектив, его глаза прикрыты, — в момент съемки он не удержался и моргнул.

Она не узнавала родной город, а город не узнавал ее. Они гуляли по улицам, их возили по историческим местам, и Лиза чувствовала себя даже не мертвой, а так, словно она ненастоящая, словно ее вообще не существовало. На самом деле, нашлись люди, которые ее не забыли. Какая-то выцветшая женщина средних лет, столкнувшись с ней на улице, остановилась, а потом, глядя прямо в глаза, неуверенно спросила: «Морозова?» Но Лиза покачала головой и, поторопив мальчика, — надо догнать папу, — ускорила шаг. Женщина была ее близкой подругой, в детстве они учились в одном балетном классе.

Виктор по-своему истолковал скорбное выражение на ее лице, и сочувственно взял под руку. Они стояли в районе доков, и он решил, что жену расстроило царящее вокруг запустение. «Не волнуйся, все это в прошлом», — шепнул он. Потом принялся объяснять, почему заброшены и превратились в развалины конторы и складские помещения вдоль набережной, в том числе и здание, на котором когда-то значилось «Морозов: экспорт зерна». Сейчас они переданы государственным учреждениям, о чем свидетельствуют надписи на дверях, хотя краска успела стереться, а окна разбиты.