Сергей Чевгун - Кумир

Голосок у него был так себе, не ахти, да к тому же еще и дребезжал на ноте «ля». Однако одевался Коровин всегда хорошо, а волосы увязывал в косичку.

— Такой — прорвется! Сам наверх поднимется, и нас поднимет, — бывало, говорил музыкант-ударник по прозвищу Слон.

— Хороший пацан, — соглашался Эдип (бас-гитара). А «ритмач» Алессандро (он же Саша Баблюк) начинал задумчиво подкручивать гитарные колки.

— Хороший-то он хороший, а вчера на концерте опять петуха пустил. А ведь я ему сколько раз говорил: в си-бемоле надо «Девочку-лапочку» играть! В си-бемоле надо, в си-бемоле…

— Тюи! — отвечала лопнувшая струна, и Баблюк сдержанно чертыхался.

— Хорош, пацаны, фигней заниматься. Сейчас Коровин придет, а вы еще инструменты не настроили, — ворчал клавишник Жак (Коромыслов), самый старый в рок-группе «Кузнечики». Тотчас же и взбегал на сцену Гена Коровин — солист, слегка похожий на повзрослевшего Чебурашку.

— Привет, привет! — восклицал Коровин, торопливо пожимая руки «Кузнечикам». — Все в сборе? Прекрасно. А где Эдип? Эй, Эди-и-ип!

Появлялся Эдип. Здоровался, брал в руки гитару.

— Начнем?

— Погоди, я еще струну не сменил, — ворчал Алессандро-Баблюк. Неторопливо подкручивал колок, подносил гитару к уху — слушал. Подкрутит — поднесет, подкрутит — поднесет. — Кажись, все, вроде строит гитара… Начнем?

— Та, ти, та-та… Та, ти, та-та, — начинал ногой отбивать ритм Баблюк. Тотчас же брался за медиатор Эдип, клавишник Жак пробегал пальцами по октавам, у Слона оживали барабаны и начинали рассыпаться мелкой дробью… Черт возьми, где мои-то семнадцать лет! Подхлестнула бы меня сейчас эта музыка, задергался бы я в ритме «кантри», закружилась бы моя голова от сладких, как карамельки, слов: «Девочка-лапочка, где ты — не знаю я, но понимаю, что ты — далеко…».

Но нет, не закружит больше меня, не задергаюсь я. Не быть мне музыкой подхлестнутым! Давно отдергались мои сверстники, иным и вовсе руки сложили, скоро и мне на покой… Что ж, каждому из нас на Земле последняя музыка — марш Шопена!

Итак, «Кузнечики» играли, Коровин прыгал по сцене и пел, а Слава и Успех, эта капризная парочка, уже толкалась за кулисами и готовилась принять певца в свои объятья.

Началось с того, что в одной скромной газете появилась небольшая заметка под названием «Пой, Гена, пой!». В ней журналист Вертопрахов сравнивал Коровина с Пресняковым-младшим, Леонидом Агутиным и даже самим Шурой (ударение на последнем слоге). Заметка Коровину понравилась. Он перечитывал ее раз по десять на дню и даже купил по такому случаю солдатские ботинки. Но было жарко, и Гена их на концерт так ни разу и не надел. Хотя и волосы себе отпустил, как у Преснякова.

А потом в другой газете, уже покрупней, под рубрикой «О молодых», появилось интервью с Коровиным, и это было равносильно торжественному восхождению на певческий Олимп — под вопль осатаневших поклонниц. Стоит ли говорить, что и под интервью стояла подпись все того же Вертопрахова.

— Вот увидите: и месяца не пройдет, как я из этого Коровина стопроцентного кумира вылеплю! — говорил Вертопрахов, заглянув на чашку кофе к известному воротиле от шоу-бизнеса Арнольду Провизеру. — Вот на что хотите могу поспорить!

Но заключать с журналистом пари воротила не захотел. Он знал, насколько непредсказуем путь «звезды» по эстрадному небосклону, и рисковать собственным реноме не торопился.

Вертопрахов же, откушав с Провизером кофе, сильно разбавленного коньяком, устремился прямо к «Кузнечикам».

— Читали? — взмахнул он газетой.

— Классно написано! — отозвались «Кузнечики» хором.

— То ли еще будет! — сходу пообещал Вертопрахов. И завел обстоятельный разговор, суть которого изложить здесь нельзя по причине его абсолютной конфиденциальности.

Через неделю «Кузнечики» покинули Дом культуры пожарников, где обретались в последнее время в ожидании денег и славы, и в полном составе перебрались в кафе «Муза-М» на улицу имени Горсовета. Первый же концерт дал такой колоссальный сбор, что Алессандро (Баблюк) на следующее утро, лежа в кровати, просил шампанского и говорил, что отныне меньше чем за сто «баксов» выступать не намерен. Впрочем, к вечеру Баблюк несколько ожил, взял гитару и снова заиграл в кафе «Муза-М». И на следующий вечер — тоже.

Славное было времечко! Алессандро выдавал ритм, Эдип исправно басил, Жак выжимал из клавишей все, что мог. А Слон, понятно, барабанил. Коровин пел, а публика — аплодировала. Лишь опытнейший Провизер грустно улыбался над порцией мидий в горчичном соусе и часто просил официанта принести ему еще что-нибудь китайское, или хотя бы пепельницу заменить.

Но прошла неделя, другая, и ажиотаж в «Музе-М» стал заметно спадать. Теперь никто уже не требовал через головы и столы «Девочку-лапочку» на «бис», и все заметней становилось всем, как дребезжит у Коровина на верхах нота «ля», а звук «ша» жужжит, как муха на излете. Баблюк уже не пил по утрам шампанское, ударник Слон ходил мрачным. А Коровин, отпев свое, сбегал на последний трамвай и ехал через весь город к девушке Лене — развеяться.

— Тебе, Геночка, срочно имидж надо поменять, — сказала однажды девушка. Случилось это в один из тех вечеров, когда в «Музе-М» занято было не больше пяти столов, да и те певца почти не слушали. — Нет, правда, смени имидж, Генчик. Вот увидишь, публика валом на тебя попрет!

— Думаешь, попрет? — грустно спросил Коровин, на секунду отрываясь от своих мрачных мыслей.

— Попрет, — твердо отвечала Лена. — Кстати, у меня и знакомый визажист есть на примете. Кудесник, блин! Я ему позвоню…

И Коровин поехал к кудеснику.

Блин, кудесник встретил клиента, как полагается: усадил в кресло, угостил рюмкой бренди, поговорил о последних шоу-новостях. Потом отошел несколько в сторону и долго смотрел на Коровина, подобно взыскательному художнику, обдумывающему, куда следует положить свой первый мазок.

— Уши у вас нестандартные. Всю картину портят, — наконец, сказал кудесник после продолжительного молчания.

— Неужели портят? — ахнул Коровин.

— Портят, уж не волнуйтесь. Я в таких случаях не ошибаюсь, — сурово изрек кудесник, и тут же достал из кармана калькулятор. — Ладно, кое-что для вас я попытаюсь сделать… Гм! Значит, так. Ушки ваши мы как бы слегка прижмем прической, волосы — перекрасим, бровки — подправим… На щечку пару родинок бросим. Четыреста баксов — и вы новый Лео ди Каприо, — заявил кудесник, пряча калькулятор в карман. — Или — второй Влад Сташевский. На выбор.

— А под Киркорова — можно? — застенчиво спросил Коровин.

— Нет проблем! — отвечал кудесник. — Чик-чик — и вы уже вылитый Филипп. Алла Борисовна, и та вас различить не сможет!