Фабио Джеда - И в море водятся крокодилы

Ничего не делать в мои планы не входило, к тому же в гости ко мне никто не мог приходить, даже семья, в которой я жил какое-то время. По прошествии двух месяцев Марко и Данила, скажем так, озаботились моей судьбой. Они сделали так, что Серджо, воспитатель, который был их другом и вообще человеком не последним в общежитии, получил разрешение днем по субботам брать меня, чтобы провести свободное время (а его у меня было полно) с ребятами из общества, называемого АСМО (Ассоциация межкультурного общения).

Серджо пришел за мной, и та первая суббота показалась мне просто замечательной. Когда я приехал, в АСМО уже был Пайам, который взял меня за руку и провел меня перед всеми, называя мое имя и фамилию и рассказывая обо мне. Данила там тоже была. Так что я получил возможность поговорить с ней и сказать спасибо. Также я сообщил ей, что в общежитии мне не очень хорошо живется, потому что я вовсе не хотел бы провести всю жизнь в еде, сне и просмотре телевизионных программ. Я хотел учиться и работать. У Данилы на лице появилось задумчивое выражение, вероятно, она размышляла о чем-то очень серьезном, а потом даже хотела мне что-то сказать, но промолчала. А неделю спустя, когда я снова приехал в АСМО, она подошла ко мне, отвела в сторонку и шепотом, как будто собиралась сказать нечто неприятное, спросила, не соглашусь ли я жить у них, потому что место, как мне известно, для меня есть, и они могли бы взять меня к себе. Я сказал, что не только соглашусь, но это было бы просто потрясающе.

Итак, они подали официальный запрос. И несколько дней спустя, быстро проведя переговоры, они пришли забрать меня. Объяснили, что речь идет об опеке. Объяснили, что это значит: у меня теперь есть дом и семья, а кроме того, три собаки, своя комната и даже шкаф, куда можно одежду повесить.

Что мы полюбим друг друга, это я и сам понял.

И вот так она началась. Моя вторая жизнь, я имею в виду. Или, по крайней мере, это был первый шаг к ней. Потому что меня приютили в своем доме Марко и Данила, и я должен был приложить старание, чтобы остаться в доме Марко и Данилы, а остаться у них означало не быть высланным из Италии, а не быть высланным из Италии означало получить вид на жительство как политический беженец.

Главной проблемой был язык. Я знал буквально пару слов на итальянском. Все вокруг изо всех сил старались, чтобы я скорее его выучил. С горем пополам я научился читать латинские буквы, но постоянно путал ноль с буквой «О». Произношение тоже никак мне не давалось.

— Может, тебе будет лучше пойти на курсы? — предложила Данила.

— Школа? — спросил я.

— Школа, — подтвердила она.

Я поднял вверх большой палец, показывая, что я доволен. И еще сразу вспомнил школу в Кветте, куда ходил послушать, как играют дети. В приступе эйфории я выбрал аж целых три разных курса языка, потому что боялся, что одного будет недостаточно. Таким образом, я выходил с Данилой утром, когда она ехала на работу, в восемь, и проводил в пути полтора часа, до девяти тридцати. Я посещал первый курс в ПТЦ Парини. ПТЦ значит Постоянный территориальный центр, это такое место в Турине, может быть, есть такое и в других городах, по крайней мере, мне так кажется. Затем я выходил оттуда, доезжал до другой школы, шел на второе занятие, снова выходил, приезжал в АСМО, шел на курсы итальянского в АСМО после обеда и только после этого обессиленный, но счастливый возвращался домой. Так продолжалось полгода. Тем временем мой друг Пайам продолжал работать моим переводчиком, когда я сам не справлялся, например, дома, если кто-то хотел мне сказать что-нибудь, а я не понимал, я звонил ему по телефону, и он переводил. Случалось, Данила звонила ему, чтобы узнать, чего бы мне хотелось на ужин, хотя еда никогда не была для меня проблемой — достаточно просто чем-нибудь брюхо набить.

В июне я сдал экзамен третьего класса средней школы (хотя преподаватели ПТЦ и были против, говорили, что слишком рано, но это просто по причине отсутствия времени, оно во всем мире идет по-разному).

В сентябре я записался в высшую школу, школу социальных работников, и сразу же сел в лужу. То есть, мне кажется, я сел в нее, потому что иногда не замечаю, что происходит что-то смешное или странное, кроме того, если бы я замечал, я бы этого не допускал, чтобы не выставлять себя на посмешище. Получилось так, что преподаватель гигиены вызвала меня к доске и попросила сделать какую-то штуку, не помню уже, что именно, что-то связанное с химией и с расчетами, но вместо цифр были какие-то буквы. Я сказал, что ничего не понимаю. Она мне объяснила, но я снова сказал, что ничего не понимаю, в том числе и ее объяснение.

И тогда она меня спросила:

— Да ты в какой школе учился?

Я сказал, что не ходил в школу.

— Как это? — спросила она.

Я объяснил, что шесть месяцев ходил на курсы итальянского языка, а затем сдал экстерном экзамен третьего класса средней школы, вот и все.

Она спросила:

— А до этого?

Я ответил, что до этого нигде не учился, не считая того, что когда-то ходил в школу в Афганистане, в своей деревне, к нашему учителю, которого больше нет, и все.

Она ужасно разнервничалась. Пошла к директору жаловаться, и сначала я испугался, как бы меня не выгнали. Это было бы настоящей трагедией, поскольку тогда кроме школы меня больше ничего не интересовало. На мое счастье вмешалась другая преподавательница, она предложила не торопиться, сказала, что мы можем идти вперед постепенно, что гигиена и психология могут и подождать, но нужно подвести базу для основных предметов. В общем, поскольку в моей школе был мальчик с ограниченными способностями и ему давали послабление, а мне нет, несколько месяцев я пользовался возможностью не ходить на уроки гигиены и психологии, выходил из класса и учился вместе с ним.

— Язык, Энайат. Думаю, когда ты говоришь и рассказываешь что-то, ты не используешь язык, которому ты научился у своей матери. Сейчас в вечерней школе ты учишь историю, естественные науки, математику, географию, и ты учишь эти предметы не на том языке, которому ты научился у своей матери. Названия пищи — не на том языке, которому ты научился у своей матери. Шутки с друзьями-не на том языке, которому ты научился у своей матери. Ты станешь человеком не того языка, которому ты научился у своей матери. Ты купил свою первую машину не на том языке, которому ты научился у своей матери. Когда ты устаешь, ты расслабляешься и болтаешь не на том языке, которому ты научился у своей матери. Когда ты смеешься, ты смеешься не на том языке, которому ты научился у своей матери. Когда ты спишь, я не знаю, на каком языке ты видишь сны. Но я уверен, Энайат, что и любить ты будешь не на том языке, которому ты научился у своей матери.

Помню, в первый год обучения я мало гулял в компании, потому что мне жутко нравилось ходить в школу. Для меня это было привилегией. Я очень много учился, а если получал плохую оценку, то сразу отправлялся к учителю и заявлял, что хочу ее исправить, и это многих очень раздражало, и даже тех, кто был младше меня: говорили, что я ботаник.