Том Рэкман - Халтурщики

Орнелла отпихивает часть газет и добирается до 1998 года: «Клинтон отрицает половую связь со стажеркой» (27 января 1998 года). «В водоворот „Титаника“ попало 11 „Оскаров“» (24 марта 1998 года); «В ходе нападений на американские посольства в Восточной Африке гибнут десятки человек» (8 августа 1998 года); «Конгресс объявляет Клинтону импичмент» (20 декабря 1998 года).

Орнелла добирается до нового тысячелетия: «Доу-Джонс достигает 11 000» (15 января 2000 года); «Милошевич подает в отставку на фоне протестов» (6 октября 2000 года); «Ирак не дает согласие на проведение новых проверок» (2 ноября 2000 года).

Заголовки 2002 года озадачивают: «Расчищены завалы на месте Всемирного торгового центра» (31 мая, 2002 года); «Взрыв на Бали унес десятки жизней» (13 октября 2002 года); «Буш учреждает „министерство внутренней безопасности“» (26 ноября 2002 года).

Она докапывается до 2004 года: «Ученые клонируют 30 человеческих эмбрионов» (14 февраля 2004 года), «Путин переизбран президентом» (15 марта 2004 года); «США передают власть лидерам временного правительства Ирака» (29 июня 2004 года); «Гибель голландского кинорежиссера от рук исламского экстремиста» (3 ноября 2004 года).

И перескакивает на 2006 год: «Буш накладывает вето на исследования стволовых клеток» (20 июля 2006 года); «Северная Корея заявляет о первых ядерных испытаниях» (10 октября 2006 года).

А потом и 2007-й: «Эппл» торжественно анонсирует выпуск «айфона» (10 января 2007 года); «Буш собирается направить войско из 21 500 человек в Ирак» (11 января 2007 года); «Согласно исследованиям, климатические изменения происходят по вине человека» (3 февраля 2007 года); «Впервые в истории: чернокожий американский сенатор баллотируется в президенты» (и февраля 2007 года).

Ну вот, с этим покончено. Она более или менее в настоящем.

Орнелла встает среди кучи газет и думает о том, что завтра явится Марта. Можно убрать до ее прихода. Но опять же она удивится, что больше никто не требует класть старые газеты в одну стопку, а новые — в другую. К тому же надо будет снять запрет на использование современной техники — ничего страшного не приключится, если Марте во время уборки позвонит муж.

На следующий день Орнелла несется к двери.

— Я тебе кое-что покажу. Идем, идем! — Она пытается взять Марту за руку, но та еще не успела раздеться. Орнелла ждет с нетерпением. Согласно инструкции, свежую газету Марта прячет в пакете. — Идем, — повторяет Орнелла. Но в середине коридора она останавливается.

— Что такое? — спрашивает Марта.

— Ты подумаешь, что я дура. — Она берет уборщицу за руку. Марта ее руку не сжимает, но безропотно тащится за хозяйкой.

— Боже, — говорит Марта, увидев воцарившийся беспорядок. — Ломалось?

— Что сломалось?

Марта уже стоит на коленях, разгребая последствия газетной катастрофы.

— Ничего не сломалось. Я сама это сделала. Не волнуйся. Я сама сбросила газеты, — успокаивает ее Орнелла. — Я читала всю ночь. До четырех утра. Но я так ничего и не поняла. У меня столько разных вопросов. Ты должна мне помочь.

По мнению Марты, это означает, что ей надо поскорее все убрать, и она отвечает:

— Да, да, делаю, делаю.

— Остановись, послушай меня. Брось. Скажи мне, куда мы положили газету за сегодня?

— Какое сегодня?

— Сегодняшнее сегодня. — Орнелла тычет пальцем вниз, указывая на тысячу «сегодня», валяющихся у них под ногами. Тогда она поясняет: — Которую ты только что принесла. В пакете.

Марта боится отдавать хозяйке газету, думая, что та проверяет ее.

Орнелла усаживается на диван в гостиной, от волнения она напряжена, сердцебиение учащено. Резким взмахом руки она раскрывает свежий номер и принимается ерзать, устраиваясь поудобнее. Она откашливается, моргает, словно чтобы почетче видеть, и изучает первую страницу. Она поворачивается к Марте, Орнелла велела уборщице остаться с ней, и та поставила гладильную доску в гостиной.

Орнелла интересуется:

— Ты не хочешь со мной почитать?

— Нет, нет.

— Меня многое смущает. Я рассчитываю на твою помощь. Например, кто такая эта Бритни Спирс и почему она побрилась налысо?

— Не знаю, — отвечает Марта, ее голос иногда заглушается шипением утюга.

— Вот, послушай: этот недоумок Папа Римский наговорил гадостей о мусульманах, и теперь они грозятся взрывать храмы. — Орнелла поднимает глаза. — Марта, тебе не опасно ходить в церковь, а?

— Нет, нет.

Орнелла переворачивает страницу.

— Кажется, будто все только и делают, что себя подрывают. И все эти компьютеры, Марта, ты разбираешься в этом деле?

— Какое деле?

Но знаний Орнеллы не хватает даже на то, чтобы сформулировать вопрос.

— Да просто, в общем.

— Не очень.

В приступе дружелюбия Орнелла похлопывает по диванной подушке рядом с собой.

— Отдохнула бы ты минутку, посидела со мной! Давай я сварю тебе кофе! Обсудим новости. Было бы неплохо для разнообразия, не думаешь?

Марта с напряженным видом осматривает квартиру, глядя на пол, который надо подмести, на пыль, которую надо вытереть. А под кроватями?

Когда Марта заканчивает работу, Орнелла провожает ее до двери.

— Ну что, до завтра?

— Да, хорошо, — отвечает Марта, уставившись в пол, — завтра.

К началу 90-х успех, которого газета достигла при Мильтоне Бербере, пошел на убыль: сказывался тот факт, что люди вообще стали меньше читать. Телевидение уже давно подворовывало аудиторию у газет, и появление круглосуточных новостных каналов нанесло очередной удар. Сведения в утренних газетах, которые собирались накануне вечером, теперь казались устаревшими. Тираж снова снизился до 25 тысяч.

Еще больше беспокойства вызывало состояние самого Мильтона. В интеллектуальном плане он по-прежнему был на высоте, а вот физическая оболочка постепенно отказывала: диабет, гипертония, ухудшились зрение и слух. В 1994 году он созвал собрание.

— Почему наша газета вообще издается? — начал он.

Некоторые нервно улыбнулись, кто-то шепотом отпустил какую-то колкость.

— Серьезно, — продолжал Мильтон, — я несколько раз задавал себе этот вопрос. Зачем Сайрусу Отту нужно было ехать сюда и все это начинать? Зачем человеку с таким деньгами и такой властью вообще было ввязываться в это дело? Согласно преданию, Отт страстно интересовался новостями и считал, что миру нужна добротная газета. Но меня на это не купишь. Я журналист — я против благородных мотивов всем нутром. На самом деле он приехал сюда ради пиццы.

Все рассмеялись.

— Лично я, — говорил Мильтон, — не могу притворяться, будто меня интересуют высокие материи. Мне просто нравится процесс: сжатые строки в сжатые сроки. Ничего благородного. Но, ребята, — заключил он, — мне пора ставить точку. Мой срок вышел.