Эрик Сигал - Сильнодействующее средство

И вот Дмитрий Авилов стоит на взлетной полосе аэропорта Сент-Лусиа, среди буйства красок тропического рая, с его бушующими вулканами и цветущими долинами.

Крошечный островок в группе Малых Антильских привлек бывшего советского ученого ультрасовременным оборудованием клиники Святой Елены.

Непохожий на себя, в спортивного вида рубашке с короткими рукавами и распахнутым воротом, Авилов всматривался в безоблачное небо, дожидаясь появления самолета с семейством Циммер на борту, которое летело из Буэнос-Айреса с пересадкой в Каракасе.

Авилов был в напряжении. Перед пациентами он держался уверенно, но в глубине души его одолевали сомнения в эффективности генной терапии, которую он готовился применить.

Один из привлекательных моментов экспериментального метода лечения в столь отдаленном месте — возможность буквально похоронить свои промахи. Тем не менее нет никакой гарантии, что никто не узнает о его неудаче. С другой стороны, в случае успеха он сумеет привлечь внимание прессы к крошечному островку — свидетелю его научных достижений.

Послышалось урчание маленького самолетика. Машина показалась на горизонте, сделала круг над полем и изящно порхнула на полосу. Пилот бойко соскочил на землю и поспешил открыть дверь пассажирского салона. Темнокожая медсестра в синем форменном костюме проворно спустилась по трапу с небольшим саквояжем в руках.

Она обвела пристальным взглядом людей, выстроившихся перед зданием аэропорта, и направилась к белому микроавтобусу. Дожидавшиеся в прохладе кондиционера санитары вышли из машины, поднялись в самолет и вывели оттуда Эдмундо Циммера. Пепельно-серое лицо прославленного маэстро уже несло на себе печать близкой смерти. Его положили на носилки и унесли в фургон.

Другие пассажиры — Мюриэл, дети Эдмундо, Франциско и Доротея, — проследовали за санитарами, пытаясь прикрыться ладонями от палящего карибского солнца.

Местные власти строго следили за выполнением всех таможенных формальностей невзирая на лица. Даже знаменитому профессору Авилову не удалось договориться о послаблении для своего больного.

Наконец микроавтобус увез больного, его жену и русского врача, а дети поехали следом на такси.

Когда все опять были в сборе — уже в вестибюле клиники Святой Елены, — Авилов объявил:

— Не вижу смысла откладывать. Основная процедура уже проведена на клетках его костного мозга, которые я брал при пункции. От нас требуется лишь ввести больному рекомбинантные клетки и заставить их трансформировать смертоносный ген. Думаю, мы это можем сделать прямо сейчас.

— Я согласна, — ответила Мюриэл и вопросительно взглянула на детей Эдмундо. Те тоже кивнули.

— В таком случае, — продолжал Авилов, — я позабочусь, чтобы больного отвезли в палату и начали переливание. Поскольку результаты появятся лишь спустя какое-то время, вам всем предлагаю поехать в отель и отдохнуть с дороги.

— Я хочу остаться с ним, — возразила Мюриэл.

— Я тоже, — хором ответили сын и дочь.

— Как пожелаете, — не стал спорить Авилов. — Только учтите: к нему буду допускать по одному.

Как и предвидел профессор, в течение нескольких дней никаких изменений не происходило. Авилов на время вернулся в Бостон, где его ждали дела и другие больные. Родные маэстро Циммера поочередно то дежурили в госпитале, то загорали на пляже.

В этом далеком от большого мира райском уголке совершенно нечем было заняться. Даже газеты сюда приходили с трехдневным опозданием. У себя в номере Мюриэл нашла буклет с краткой историей острова. В числе главных достопримечательностей этого места называлось кладбище семнадцатого века, на котором покоятся представители переселенцев. Если верить брошюрке, среди похороненных на этом кладбище значился человек с экзотическим именем Уриэль да Коста. Мюриэл предложила съездить туда.

— Может, это наш родственник? — предположил Франциско.

— Сомневаюсь. Но хотя бы время убьем.

Удовольствие получилось двойственным.

Франциско переводил надписи на надгробьях, испанские и португальские. Что самое удивительное — посреди замшелых, потускневших от времени камней им попались три явно свежих надгробья.

Вглядевшись поближе, они с изумлением обнаружили, что захоронения датируются последними пятью годами. И покойники были не испанцы и не португальцы. Надпись на одной плите гласила: «Мэри Донован, 1935–1989».

Франциско без слов угадал мысль Мюриэл и решительным шагом направился к смотрителю. На вопрос о том, кто эти люди, старик сначала пожал плечами, а потом прошамкал несколько слов.

Увидев, в каком состоянии вернулся юноша, Мюриэл в тревоге спросила:

— Что он сказал?

Франциско передразнил старческое дребезжание и французский акцент.

— Очень болели. Потом померли. Я хоронил.

— А ты не спросил, отчего они умерли?

— Говорит, это пациенты клиники.

Оба не на шутку встревожились и разволновались, но решили пока Доротее ничего не говорить. Когда Авилов прибыл из Бостона на чартере, они ждали его в аэропорту, чтобы поговорить без свидетелей.

Их подозрительность профессор воспринял с видом оскорбленной добродетели.

— Я не хотел бы обсуждать такие вопросы прилюдно. Разреши те сначала доставить в больницу этот важный генетический материал, а потом мы все обсудим.

Позже, за дверями профессорского кабинета, Франциско не выдержал.

— Почему вы нам ничего не сказали о своих неудачах? — набросился он на врача.

— Потому что у меня их нет, — ледяным тоном ответил Авилов. — Не забывайте, на этом острове есть и другие клиники, и другие доктора.

Мюриэл смерила его пытливым взором.

— А Мэри Донован не ваша пациентка?

Русский неловко поерзал.

— Считаю ваш вопрос неэтичным, — неразборчиво пробормотал он.

— Не трудитесь, — ответила Мюриэл. — Вы уже на него ответили.

Внезапно Авилов запаниковал.

— Миссис Циммер, вы не понимаете, — торопливо заговорил он. — Эта женщина попала ко мне практически при смерти. Было уже слишком поздно. Но лечение ей никак не повредило…

— Если бы вы сообщили мне об этом в Бостоне, у меня было бы к вам больше доверия.

— А вы бы тогда согласились сюда поехать?

— Не знаю. — Мюриэл покачала головой. — Но лишний раз бы все взвесила.

— Вы Доротее сказали? — поинтересовался он.

— Нет, — ответил брат девушки. — Пока нет.

— Тогда дайте мне хотя бы неделю отсрочки. Ее ретровирус я подержу в холоде, а вы тем временем увидите, как пойдут дела у Эдмундо.

Мюриэл гадала, скольких еще таких двуногих морских свинок он «лечил» здесь? И много ли таких Мэри Донован на других райских островах? Конечно, пока русский не опубликовал своих результатов в печати, рано судить. Но почему-то интуиция подсказывала Мюриэл, что в этой публикации положительный эффект терапии будет преувеличен, а случаи, когда лечению подвергались больные на запущенной стадии, таинственным образом ускользнут из его памяти.