Алтай 2009-01

Рузский опустил глаза и глухо произнес:

— Я не вижу для вас, Ваше Величество, возможности принять какое-либо иное решение, кроме того, которое подсказывается советами запрошенных лиц.

Теперь уже не вызывало сомнений, что это был хорошо организованный заговор. Государь встал, посмотрел в плотно завешенное окно вагона, повернулся к Рузскому и сказал, отчеканивая каждое слово:

— Благодарю вас за доблестную и верную службу.

Рузский вздрогнул, а Государь повернулся и вышел в соседний вагон, служивший ему жилым помещением. Сидевший у стены и не проронивший за все время разговора ни одного слова министр императорского двора граф Фредерике опустил голову. Это был старый, совершенно высохший седой человек с густыми белыми бакенбардами. Рузский увидел, что по его морщинистым щекам текут слезы. И генерал понял, что в императорском поезде остался всего один, все еще считающий себя обязанным служить короне подданный. Но он уже не мог спасти ее.

А поздно вечером в Псков явились депутаты Государственной думы Гучков и Шульгин. Государь хорошо знал обоих. С Шульгиным он познакомился еще в 1907 году, когда принимал депутатов второй Государственной думы, требовавших у него ее роспуска. Большинство в ней заняли люди, называвшие себя представителями «народного гнева». Шульгин был депутатом от Волыни. Волынский архиепископ Антоний вручил во время этой встречи Николаю миллион подписей в поддержку государственного курса Российской империи. Волынцы просили считать их не украинцами, а русскими. И Государю тогда казалось, что чувства здорового национализма, поднявшиеся на западе, перекинутся и на центральную часть России. Но этого не случилось. Россию уже начал разъедать рак революции.

Гучков с самого начала войны участвовал в антигосударственном заговоре. Об этом Государю неоднократно доносил министр внутренних дел Протопопов, предлагавший немедленно арестовать Гучкова. Но он посчитал, что арест может дать оппозиции повод для открытого выступления, что неминуемо спровоцирует население на беспорядки. Оппозиция, действовавшая по принципу «чем хуже, тем лучше», всеми силами добивалась именно этого. Узнав, что вместе с Шульгиным в Псков приезжает и Гучков, Государь пожалел о том, что в свое время не послушался совета министра.

Он принял депутатов думы в салон-вагоне своего литерного поезда. Салон был обит зеленым шелком и днем, когда светило солнце, обивка создавала праздничное настроение. Сейчас вагон освещался только тусклым светом электрических лампочек, и все в нем казалось угрюмым. А граф Фредерике, больше походивший на мебель, чем на министра императорского двора, казался высеченной из белого мрамора древней статуей. Он, не шевелясь, сидел в углу у маленького столика. Государь пригласил Гучкова и Шульгина сесть за квадратный стол, стоявший у зеленого дивана.

Когда они сели и Гучков положил руки на колени, Государь заметил, что они у него трясутся. Главный заговорщик империи и в эту минуту боялся того, кого он намеревался свергать. Государь знал, зачем приехали депутаты, и думал о том, перестанут ли дрожать руки у Гучкова, когда он объявит им о своем решении.

Гучков начал говорить первым. Он говорил о том, что беспорядки в Петрограде приобрели характер народной революции. Правительства нет, министры покинули свои кабинеты и попрятались. Радикальные революционеры создали Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, который вчера издал приказ № 1. Этим приказом вся власть в армии передается солдатским комитетам, которые будут назначать командиров. Столичный гарнизон полностью перешел на сторону Совета. В городе идет охота на офицеров. Гучков сделал паузу, потрогав ладонью лоб и нервно глотнув воздух.

В это время в вагон вошел генерал Рузский. Задержавшись на мгновение у порога и поклонившись Государю, он шагнул к столу и сел рядом с Шульгиным.

Шульгин, блестя бритой, похожей на страусиное яйцо головой, повернул лицо к Рузскому и сказал:

— Вчера утром на улице застрелили князя Вяземского только потому, что он был в офицерской форме.

Генерал испуганно отшатнулся, посмотрел на Шульгина вытаращенными глазами, потом перевел взгляд на Гучкова. Тот достал носовой платок и промокнул им неожиданно вспотевшее лицо. Государь молча наблюдал эту сцену. В вагоне возникла такая напряженная пауза, что все услышали, как в своем углу вздохнул похожий на статую Фредерике. Рузский, давно забывший о его существовании, нервно повернулся, но, увидев Фредерикса, перевел дыхание и молча посмотрел на Государя.

— А что происходит в России? — спросил Государь, глядя на Гучкова. — Ни Николай Владимирович, — он кивнул в сторону Рузского, — ни Алексеев в Ставке ничего не знают об этом.

Гучков снова вытер лицо, положил платок в карман и, опустив голову, несколько мгновений молчал. Затем поднял глаза на Государя и сказал с такой искренностью, которой в эту минуту никто от него не ожидал:

— У Государственной думы об этом нет никаких сведений, Ваше Величество.

— Значит ли это, что революцией охвачен только Петроград? — спросил Государь, теперь уже глядя на Рузского.

— По шоссе из Петрограда на Псков движутся вооруженные грузовики, — сказал Рузский и, повернувшись к Шульгину, спросил: — Это ваши, из Государственной думы?

— Как это могло вам прийти в голову? — возмутился Шульгин.

— Ну, слава Богу, — с облегчением вздохнул Рузский. — Я приказал их задержать.

Государь понимал, что в литерном поезде на перроне псковского вокзала он уже давно находится на положении пленника. Его не выпустят отсюда до тех пор, пока он не подпишет отречения. И чем дольше он будет сопротивляться, тем больший хаос охватит страну. Из столицы он перекинется в Москву, затем на Волгу — в Нижний Новгород, Самару, Царицын. Потом придет очередь солдат, сидящих в окопах. «Может быть, действительно отдать власть тем, кто так жаждет ее?» — подумал Николай. Он сам уже давно устал от власти. За годы царствования он видел столько подлости и интриг, столько предательства и низости, в том числе среди самого ближайшего своего окружения, что на некоторых вельмож уже не мог смотреть без омерзения. Если уж член царской семьи Великий князь Николай Николаевич требует отречения от престола, значит, в головах людей наступило полное помутнение. Неужели Николай Николаевич не понимает, что как только в России не станет монархии, не станет и его? По всей видимости, не понимает…

А Гучков в это время все говорил и говорил об охвативших Петроград беспорядках. О том, что если их не остановить, ничто не сможет спасти империю. Николай не вникал в смысл его слов, который и без того был ясен, но от звука неприятного монотонного голоса у него возникло чувство, что ему в голову вбивают раскаленные гвозди. Еще мгновение — и голова расколется. И когда Гучков сказал, что единственным выходом из положения является отречение от престола и передача власти в руки Наследника, Государь поднялся и произнес: