Валерий Мухачев - Сын предателя

Волки их уже не беспокоили, видно о них уже кто-то "позаботился". Здесь, в тихой, забытой всеми деревушке о пяти избах, им стало вдруг тоскливо. В соседней деревне хотя и было тревожно, но людно и многоголосо.

Они сидели за столом напротив друг друга, и каждый из них переживал вновь и вновь посещение людной деревни, в которой и советская власть существовать не замедлила, оккупация казалась кошмарным сном. И так им хотелось верить, что это - навсегда, что немцы не посмеют совать нос в этот партизанский край и, возможно, к весне советские войска вернутся и погонят проклятых фашистов на запад в их логово.

А утром, когда рассвело окончательно, они услышали громыхание, которое не походило на лёгкую перестрелку. Это был настоящий гром из нескольких орудий, похожий на крупномасштабную артиллерийскую стрельбу. Среди этого грома доносились звуки выстрелов из винтовок, которые становились всё отчётливей и, значит, всё ближе. Фёдор заторопил Надю быстрей собирать самое необходимое, почувствовав, на своём коротком опыте, что тихая, оседлая жизнь подходит к концу, и удирать придётся через это замёрзшее болото, если, конечно, удастся.

Только вот куда они попадут на другой стороне болота и попадут ли вообще, это он не знал и знать не хотел. Бежать приходится всегда в никуда, надеясь на чудо.

Первые беглецы партизанского отряда появились, когда Фёдор подготовился, чтобы они сорвались с места. Санки были нагружены всем необходимым, два мешка, сделанные под вид рюкзаков, ожидали их у порога. Оба одетые во всё, что у них только было, похожие на чучела, продолжали стоять у окна и смотрели туда, откуда появились беглецы. Они сразу схватили рюкзаки, закинули на спины, подхватили санки и выскочили из избы.

-Бегите! Танки! - рявкнул Фёдору в ухо один из партизан. Он держал винтовку двумя руками, едва ли имея в ней хотя бы один патрон. Фёдор стал напряжённо всматриваться вдаль, откуда шло грозное рычание тракторного двигателя. Наконец появился и сам танк. Снег в лесном массиве был неглубоким, поэтому Фёдор и Надя зашагали довольно быстро.

Партизан, отступавших вслед за ними, было не больше десятка. Два танка у леса остановились и начали обстрел болота. Вокруг свистело, ухало, деревья валились с угрожающим шипением. Фёдор увлёк Надю в сторону, которую снаряды перелетали и куда ещё не были нацелены. Партизаны последовали за ними. Немцы стояли за танками и ждали, когда снаряды изроют ледовое покрытие, и партизаны если не утонут, то в ледяной воде долго не протянут.

Командир отряда подтянулся к Фёдору и Наде, когда оба, протаптывая тропу, выбились из сил. Фёдора снова стала мучить язва желудка, лицо его скривилось от боли, он выронил верёвку в снег и встал, держась за грудь. Их стали обходить два партизана. Один, заметив страдания Фёдора, поймал верёвку и потащил санки, хотя и нёс сам не маленькую поклажу.

Уйти не удавалось. Немцы быстро вычислили их маневр, и танки повернули свои стволы в их сторону. Снаряды стали падать и разрываться так близко, что все залегли. После недолгой канонады вдруг стало тихо. Видно, у танкистов кончились снаряды, но застрекотали автоматы. Теперь уже все вскочили и кинулись вглубь болота. Деревья мешали немцам вести прицельный огонь, но всё-равно, несколько партизан остались лежать на снегу.

Поредевшая группа вышла на трещавший под снегом лёд, и было неизвестно, какая глубина под ним, и какой толщины лёд. Рискуя провалиться на каждом шагу, полдюжины мужиков своим весом с оружием и провиантом в рюкзаках проверяла прочность льда. Успокаивало только соседство чахлых осин, которые едва ли могли расти на глубоких местах. Мокрые ноги могли привести и не утонувшего по горло партизана к смертельной простуде.

Небольшой бугорок, заросший густо кустарником, встретился в виде награды. Его облюбовали для привала. Идти дальше не было сил, да и наступившая тишина за спиной без автоматного стрекота успокаивала. Оторвались, скорее всего, потому, что немцы были тыловые, в боевых действиях не участвовали и не хотели тонуть в болоте. Могли придти снова танки с боекомплектом, но об этом никому не хотелось думать. Разожгли костёр, чтобы хотя бы немного обогреться и высушить обувь и одежду.

Фёдор сидел у костра, не в силах скрывать боль в груди. Командир, чтобы его ободрить, сказал:

-Слышь, Фёдор! А письмо твоё я с самолётом отправил!

Фёдор повернул голову, встретился глазами с командиром и через силу улыбнулся:

-Спасибо, товарищ майор!

Надя встрепенулась, лицо её выразило немое изумление.

-Кому ты послал? Жене? - спросила шёпотом. Она даже не ждала ответа, заранее почувствовав, что у такого красавца обязательно должна быть жена.

А он, уперев глаза в костёр, молчал, думая о том, как же там в тылу живут его родители, которых перед войной притесняли власти, допытываясь у отца, в каком он чине был в царской армии. Мать его, когда отца забирали в первый раз на допрос, вцепилась в мужа, не давая его увести со двора, отчего сотрудник ВЧК толкнул её с крыльца, и она сломала ногу. С тех пор нога её срослась неправильно, мать стала сильно хромать.

Инвалидность её прошла для власти незамеченной, потому что она всю жизнь жила за спиной мужа и не работала. Арест мужа грозил ей если не голодной смертью, то уж во всяком случае не сладкой старостью. Он послал письмо Прасковье, надеясь, что жена весть о нё передаст и родителям.

-У тебя дети есть? - услышал Фёдор шёпот Нади и очнулся. Воспоминания рассеялись, реальная действительность обожгла всполохом костра. Стал слышен негромкий разговор партизан, обсуждавших дальнейший план действий.

Фёдор понимал, что никакими ухищрениями эта маленькая группа бойцов не может расчитывать на выход из этого лабиринта болотистой местности, в который их загнали немецкие танки. Дальше идти было бесполезно, пеотому что и на другой стороне болота был враг, который ждал их выхода, чтобы уничтожить всех до единого. Самым верным выходом было вернуться назад по своим следам.

Вечером примчался Каргашин с новостью.

-Представляешь, мне дают в Художественном Фонде два приглашения! Мы будем иметь право садиться на любой грузовой теплоход и путешествовать по Волге!

-Что, писать этюды? - уточнил Николай.

-Ну, я буду отдыхать и веселиться, а ты можешь писать этюды.

-А сколько платить?

-Да деньги только на питание возьмём, а плавание, конечно, бесплатно. Ну, пошли за документом на право этого отдыха!

В Художественном Фонде директор Непряхин посмотрел на Николая и спросил Каргашина:

-А этот мальчик - твой родственник, что ли?

-Это студент Лубин. Мы с ним в одной группе у одного преподавателя Х.

-А, да-да! Вспоминаю. Кажется, вы на Сельхозвыставке работали года два назад?