Ирада Вовненко - Влечение. Истории любви

Поднимает руку. Гладит Клару по острому подбородку, потом по скуле в форме половинки сердца.

– Вы меня поцелуете?

И Клара целует.

«Не всегда то, что мы так остро чувствуем, приобретает правильные формы...»

– П редставляете? – возбужденно говорит следующая пассажирка, размахивая тонкой рукой. – Представляете, я сегодня просто в шоке.

– Да? – вежливо отзываюсь я; реагировать эмоциональнее нету сил, сегодня состоялась беседа с лечащим врачом, получены результаты МРТ, и это плохие результаты. Да, мы готовились, но все равно – к такому ведь невозможно приготовиться. Смеркается, идет дождь, что-то нездоровое есть в том, что ничего и никого не видишь при дневном свете. Даже себя. Просыпаешься – темно, укладываешься спать – темно, да и на протяжении дня – тоже темно.

Пассажирка, молодая девица в короткой куртке и белых джинсах, воодушевляется моим коротким ответом и продолжает:

– Согласитесь, есть такие вещи: вроде недавно появились, а уже кажутся вечными, как будто так и было. И будет. Всегда будет. Стоит с мезозоя и рухнет в расплавленную лаву после того, как земляне на каких-нибудь лазерных звездолетах эвакуируются в иную галактику. Согласитесь?

– Не совсем понимаю, что вы имеете в виду, – вяло отвечаю я, заворачивая направо.

Когда-то мне казалось, что Аделаида Семеновна вечна, например. Она составляла мне списки книг, обязательных для чтения, и никогда не спрашивала, все ли прочитано и что именно понравилось. Ждала, когда разговор заведу я. Помню: старая дама сидит, идеально прямая спина, в руках крутит массивную настольную зажигалку, подарок министра, и благожелательно смотрит на меня; я сбивчиво говорю что-то про «смертельные ошибки мадам Бовари», формулирую дословно так.

– А, впрочем, это неважно. – Девица открывает маленькую сумочку, вынимает пачку сигарет, фиолетовый Vogue, смотрит вопросительно. Я киваю головой, мне все равно. Девица зачем-то оправдывается: – Я сама недавно курю. Просто несколько месяцев. До этого никогда! А тут просто такие неприятности... – Закуривает, красиво выпускает кольцо из дыма и тихо повторяет: – Неприятности...

Затягивается еще раз, перестает улыбаться и становится похожей на маленькую обиженную девочку.

– Да что я заладила, неприяности-неприятности, – обиженно вдруг говорит, – сама виновата. Только вот ведь в чем дело. Каждое утро открываю глаза и спрашиваю себя: как дела, дорогая? Неужели все еще больно? И отвечаю честно: да, все еще больно.

Женщина расправила ладонями и без того безукоризненно выглаженную скатерть, зачем-то поменяла местами чайную чашку и мобильный телефон, и еще раз. «Ах, ты моя рыбка, – тоскливо подумала она ни о ком конкретно, – да ты ж моя рыбочка, неужели ты решила, что сможешь не содрогаться вот так же, как я, разрываясь изнутри от горя? Неужели ты вообразила, что значишь хоть что-то для этого человека? Вообразила? Как и я, как и я. Жалею тебя, рыбка».

Она аккуратно сняла кончиками нарядно отманикюренных ногтей слезы с ресниц, не так и много. На пороге появился ее муж, недовольно сообщил, что давно готов и сколько можно, ну договаривались же в девять, вечно ты...

«Вечно я», – послушно повторила женщина и заплакала уже по-настоящему, превращая продуманный неброский макияж утра в серо-черную маску скорби.

На столе Полины лежало приглашение – мелованный полукартон, полупрозрачный вощеный вкладыш, золотые буквы: мужчина и женщина в венецианских масках игриво улыбались друг другу. В течение всего дня, работая с клиентами, Полина напряженно обдумывала, стоит ли ей идти на эту воскресную вечеринку, и даже посоветовалась с одной-двумя подругами. Подруги, с благоговением относящиеся к высшему обществу, куда Полина попала так недавно, в один голос убеждали идти. Конечно, идти!

Хозяином вечеринки был Алекс, преуспевающий адвокат, красавец-мужчина и просто приятный Полине собеседник, всегда в прекрасном настроении и большой затейник. Они познакомились несколько месяцев назад, когда на прием к Полине попала его дочь. Типичные для подростков проблемы с едой, была проведена соответствующая психотерапия, и вот Алекс благодарил ее с букетом роз в качестве друга. Полина не сомневалась, что объявленная вечеринка непременно будет с каким-то сюрпризом.

В окно лично ей подмигивало обманчиво яркое солнце весны, дворники дружно взламывали подающийся уже грязный лед, воробьи орали празднично.

Рабочий день подошел к концу, и, выехав со стоянки, Полина по странной личной прихоти свернула к ближайшему торговому центру, где находился бутик дорогого нижнего белья.

Вроде бы и глупое 8 Марта прошло – удивленно пробиралась она в густой магазинной толпе – откуда столько народа, ну непонятно же... Все решили приобрести алое белье и станцевать канкан?

Добравшись все-таки до искомого места, Полина сообщила продавщице с тонкими восточными чертами лица, что, мерси, она справится сама, и тут же с восторгом обнаружила призывно-фиолетовые подвязки. Рассмеявшись от радости, погладила пальцем кружево, такое нежное. «На моей ноге это будет великолепно», – подумала смело.

В прошлом году, накануне рождественских праздников, Полина купила вечернее платье, но до сих пор не решалась его обновить из-за густо-фиолетового цвета, обязывающего к чему-то вроде бы. Уже в машине, поставив диск своей любимицы Шаде, она представила себя в новом платье без нижнего белья, но с подвязками, такими фиолетовыми, такими нежными: «Пожалуй, все-таки пойду».

В воскресенье Полина проснулась барски поздно, махнула рукой на домашние дела, сварила кофе, включила Моцарта, босиком походила немного по квартире, отражаясь в зеркалах. Покатые гладкие плечи, тонкая талия, щедро возвышающаяся грудь.

Отвернув кран в ванной, Полина добавила в струю воды пены и экзотических солей. Принесла кофейную чашку, бокал с коньяком – воскресный завтрак имеет право содержать коньяк, но немного. Через несколько минут она лежала в воде, воспринимая тепло и аромат – как счастье. В этом году ей наконец-то удалось открыть свой психологический кабинет, и она во всем старалась соответствовать заданному образу. Неторопливые движения, мягкий, размеренный голос.

Мурлыча что-то под нос, Полина умащивала пеной плечи и шею, пытаясь сообразить зачем-то, кто получает при этом больше удовольствия: палец или гладкая кожа. Кожа. Облизнула чуть припухшие губы, провела по ним пальцем тоже. Нет, палец! Вспархивающие колоратуры флейты кружили Полинину голову, пена была ласкова и приятно пахла. Дотянувшись до толстостенной чашки, Полина отпила кофе, отпила коньяка, он яростно ожег гортань и первым глотком удовольствия рухнул в желудок.