Ирада Вовненко - Влечение. Истории любви

Молодая мать немедленно и бурно начинает укачивать своего младенца, он заливается яростным криком, и наконец, выходит пассажир. Пассажирка, такая специфичная старая дама, яркая представительница петербургской интеллигенции, я невольно улыбаюсь, вспоминая Аделаиду Семеновну.

Волосы ее мелко завиты, на голове маленькая шляпка «таблеткой», старомодное спокойное пальто бледно-желтого цвета и крохотные лаковые ботиночки. Аккуратно застегивая ремень, она строго интересуется моим семейным положением и жизненными приоритетами. На узловатых пальцах сверкают массивные серебряные перстни.

С трудом разворачивая автомобиль в тесном дворе – очень сложный маневр, отвечаю ей что-то невнятное, в крайнем удивлении. Как правило, пассажиры предпочитают разговоры о себе. Или о погоде. Или о губернаторе.

– Если бы вы знали, о боже мой, как с вами скучно! – горячо восклицает старушка. – Разве сейчас есть вообще интересные люди? Вот вы когда последний раз ходили в театр?

– Не помню, – пожимаю плечами, мне уже много лет не до театров, но стоит ли об этом. Нет, не стоит.

– Ах, оставьте, сейчас и театра-то нет! – говорит она убежденно. – Разве сейчас есть театр? Это же балаган! Не театр!

Чуть позже она спрашивает внезапно:

– Давно ли вы живете в Петербурге?

– Всю жизнь, – отвечаю.

– А ваши родители?

– Не знаю. Я не знаю родителей. И их прошлого. Детский дом.

– Вот. А мои предки живут в Петербурге двести лет, – удовлетворенно сообщает она.

Потом немного отвлекается от моей неудачной родословной и начинает подробно объяснять, где мы должны подобрать следующую пассажирку, ее дочь.

– Решила ей сделать сюрприз! – довольным голосом говорит старая дама, туже завязывая шелковый платочек на шее. – Встречу ее с работы! Она невероятно много работает, мой характер!.. А с машиной у Сонечки что-то такое... Не берусь воспроизвести, что-то важное сломалось. Второй день пешком. Девочка моя, наверное, сейчас размышляет, как бы ей добраться до дома! А я ее сюрпризом встречу!

Я вежливо улыбаюсь, лично мне сюрпризы всегда не нравились, пугали даже. Пусть все будет предсказуемо и скучно, как это моя пассажирка недавно восклицала.

Она возвращается из крупного офисного центра одна, изумленно выдыхает:

– Нет, вы только вообразите! Она куда-то уехала после работы и мне не сообщила даже! Моя дочь!

– Ну мало ли что, – успокаиваю я взволнованную старую даму, – отправилась поужинать с друзьями...

– Дочь всегда меня предупреждает! – На ее щеках вспыхнул яркий румянец. – И должно было произойти что-то из ряда вон выходящее! Чтобы она вот так исчезла...

Уточняю дальнейший маршрут. Старая дама расстроенно велит возвращаться. Всю дорогу молчит, набирает номер на телефоне, очевидно, абонент временно недоступен.

Парадный подъезд. Желтый флигель-развалюха. Молодая мать, младенец в ярко-голубом комбинезоне. Еще на улице.

Пожалуй, я успею в горздрав. Старая дама чуть задерживается, искательно засматривается мне в лицо и новым, тревожным голосом спрашивает:

– Так вы считаете, мне не время еще волноваться?

– Вы знаете, – искренне отвечаю я, – мне почему-то кажется, что сейчас – время радоваться. Девушка в черной раме на черном фоне с окном на теле, которое является переходом в другое измерение.

Софья неловко морщится, отклоняя протянутый ей незаклеенный белый конверт с нечетким портретом какого-то деятеля науки или искусства:

– Перестаньте, – говорит она, – вы ничем мне не обязаны, девочка ваша действительно довольно способная. Я выиграла больше, приняв ее на работу...

Софья еще не знает, каким важным в ее жизни окажется этот день, но к чему-то запоминает все детали: торопливое утро, недовольство мамы по поводу отсутствия любимых сливок, просьба секретаря отпустить его после обеда к стоматологу и вот этот первый посетитель. Протягивает конверт. Одна его бровь выше другой на целый сантиметр.

Пожилой мужчина с жидковатыми, но свисающими вниз кавалеристскими усами, улыбается, чуть придерживает ее за тонкую руку, браслет с крупными желтыми камнями ярко блестит:

– Как вы могли подумать, право. Это всего лишь билеты в театр.

Софья смеется. Действительно, как она могла подумать? Право...

Отвратительно жирный голубь независимо расхаживает за стеклом, иногда что-то склевывая у себя под тонкими красными ногами; на его подвижную сизую голову плавно опускается желтый лист. Потом другой. Голубь с неудовольствием улетает – чертов ноябрь, думает Софья, скучный месяц. Мелко-мелко трясет головой, как будто физически хочет изгнать дурные мысли. Отпивает остывшего чаю. Поправляет браслет на руке. Желтые топазы. Подарок мамы.

А в театр она вряд ли пойдет. Ну какой театр, как сказал этот красный кавалерист, «право»... Ей не хватает времени, чтобы нормальный маникюр сделать. Вчера целый день была вынуждена маскировать руки то сумкой, то полою пальто, то чем.

Софья неодобрительно осматривает короткие и почему-то синеватые ногти, отпивает чаю еще, вздыхает и открывает все-таки конверт, он не заклеен, и сделать это легко.

– Мама, – звонит она минутой позже домой, – мамочка, я сегодня задержусь. Ты не волнуйся, дорогая, ложись спать. Нет, не совсем. Мамочка! Перестань. Право...

Повторяет еще раз приглянувшееся слово дня: мама не перестает маниакально подыскивать Софье жениха. Сколько можно. Право...

Роняет гладкий высокий лоб в руки без маникюра, остается так какое-то время. Смотрит в окно. Недавний голубь вернулся и удовлетворенно поглядывает по сторонам. Сколько же лет прошло, думает Софья, голубь улетает, – двадцать. Много.

Встает, просит секретаря редакции собрать намеченное совещание.

Рассматривает себя в безразличном сверкании зеркала: каштановые волосы гладко причесаны, темно-зеленый строгий костюм, белое кружево рукава блузы чуть выбилось, поправляет рукав.

Раньше большая белая школа была мужская, а маленькая желтая – женская, и старожилы района рассказывали, что тропа между ними никогда не заносилась снегом более чем на пять минут, но уже лет шестьдесят как большая белая – просто школа, а маленькая желтая – музыкальная.

Соня шла домой и яростно тащила за собой мешок с обувью, иногда она останавливалась и так же яростно растирала истерзанную правую коленку: разорванные колготки и созревающий багровый синяк, завтра он станет черным, послезавтра – синим, а еще через неделю пройдет, у Сони большой опыт по части синяков. Все свободное время она проводила в мальчишеской хулиганской компании, то зависая на заборах, то прыгая по гаражам.