Виталий Безруков - Есенин

— Очень приятно. Артистка театра Мейерхольда Зинаида Николаевна Райх, — вежливо улыбнулась и подала руку Райх.

— Как же! Как же! Слышал, — заворковал Вардин, целуя ей руку выше кисти. — Супруга гениального Всеволода Эмильевича Мейерхольда! Рад познакомиться. К сожалению, не видел вас на сцене… Верю, что так же талантливы, как и красивы. Не буду мешать! До свидания, Сергей Александрович! Сегодня же доложу Зиновьеву о нашем душевном разговоре! — и снова, склонившись, поцеловал Райх руку и вышел.

Оставшись одни, Есенин и Райх долго оценивающе глядели друг на друга. Первой отвела взгляд Зинаида. Она подошла к окну и прижалась лбом к стеклу, постояла так с закрытыми глазами и, когда через какое-то время отстранилась, отчетливо увидела в стекле свое отражение. «Красивая», — подумала она. Открыв свой чувственный рот, она подышала на окно. Холодное стекло сразу запотело. Изящным мизинчиком Зинаида Николаевна написала: «Есенин! Я тебя люблю!» Буквы немного продержались, а потом потекли водяными слезами.

Когда Есенин подошел и взял Райх за плечи, она обернулась и бросилась ему на шею.

— Сережа! Я с ума схожу! Что мы наделали? Я люблю только тебя, слышишь?! — целовала она его лицо, вцепившись в кудрявую голову. Их губы слились в долгом страстном поцелуе. Есенин стал срывать с Зинаиды одежду, бросая прямо на пол. А она разорвала на нем рубашку и прильнула губами к его груди.

— Хочу тебя, Сережа! Хочу! Люби меня, родной мой! Люби!..

Есенин поднял обнаженную Райх и положил на кровать. Одним прыжком подскочил и запер дверь, вставив в дверную ручку стул. Вернулся к кровати, с восторгом оглядел обнаженную Зинаиду, прекрасную в своем женском бесстыдстве, и, простонав: «Зинаида!» — упал на нее!..

За окном уже совсем стемнело, когда утомившаяся Райх попросила:

— Все, Сергей, больше не могу! Дай мне отдохнуть!

Тяжело дыша, Есенин лег рядом, и Зинаида положила ему голову на грудь. Нежно ласкаясь, словно насытившаяся кошка, она с откровенностью, на которую способна лишь женщина, бесконечно благодарная любимому за утоленную страсть, призналась:

— Сереженька, любимый… у меня с тобой всегда как в первый раз!.. Я даже теряю сознание от наслаждения…

Это произошло в поезде, когда они в августе 1917-го вместе с влюбленным в Райх Ганиным совершали романтическое путешествие на Север. Русский Север покорил их своей суровой, непривычной красотой. Они побывали в Архангельске, Мурманске, посетили Соловки. Есенин и Ганин наперебой ухаживали за Зиночкой, но по молчаливому уговору она считалась невестой Ганина. Теперь Есенин уже не мог себе ответить, всерьез он тогда был влюблен в Зинаиду Райх, когда, оставшись с ней в купе наедине, взял ее руки и, поцеловав ладони, прошептал: «Я хочу!.. Я хочу на вас жениться», или просто «половодье чувств» захватило его…

Есенин прекрасно осознавал свою мужскую привлекательность! Ответом на это предложение был страстный поцелуй…

В дверь купе постучали.

— Кто там? — спросил в темноте Есенин.

— Это я, — ответил Ганин.

— Не открывай! — умоляюще прошептала Райх.

— Не бойся. Я твой муж! — Он включил свет. — Погоди, Леша, сейчас. — Есенин спокойно натянул штаны и рубаху и открыл дверь. Войдя в купе, Ганин поглядел на Зинаиду, которая сидела, опустив голову, закутавшись в простыню и прижавшись в углу у окна, потом на Есенина, с вызовом усевшегося рядом с ней.

— Простите, ребята… но уже ночь прошла, к Вологде подъезжаем…

Он сел напротив Есенина.

— Что случилось, Сергей? Ты… Она же моя невеста…

— Была твоя невеста… а стала… — он взял папиросу, закурил, — а стала мне женой, Алексей! Прости, так вышло! Мы любим друг друга!

— Ты почему молчишь, Зина? Это правда? Любишь его? — допытывался Алексей, все еще на что-то надеясь.

Райх решительно подняла голову и открыто поглядела на Ганина.

— Правда, Алеша! Я люблю Сережу… Прости, если сможешь! — виновато сказала она и заплакала.

Алексей нежно погладил ее по голове и горько улыбнулся:

— Чего же ты плачешь? Это мне плакать надо… Ну что ж! Поздравляю вас, Зинаида Есенина!

Он поцеловал ей руку и, нахмурив брови, строго сказал Есенину:

— Сергей, если это всерьез, то… непременно венчаться. Я буду у вас и свидетелем, шафером, и дружкой вашим. Нынче и повенчаетесь в моей Вологде… Денег, правда, кот наплакал…

— Деньги есть! — сияя от счастья, что все обошлось миром, сказала Зинаида. — Мне отец из Орла выслал сто!

— Ура! Я все беру на себя! Кольца!.. Невесту нарядим! — Ганин резко встал и вышел в коридор. — Одевайтесь, а то уже подъезжаем.

Был яркий солнечный день. К церкви, где должно было состояться венчание, подъехала пролетка с Зинаидой в наряде невесты и Ганиным в белой рубашке и черном сюртуке, явно с чужого плеча.

— А Есенин где? — привстала Райх, оглядывая собравшихся зевак и нищих перед входом в церковь.

— Вон твой Есенин, — кивнул Ганин. — Цветы тебе рвет.

Есенин торопливо нарвал букет на лужайке за церковью, подбежал к ним и, протянув Зинаиде нехитрые полевые цветы, пробормотал, виновато опустив голову:

— Прости, на настоящий букет денег не хватило…

— Спасибо, Сережа, родной, эти еще прекрасней, — она обняла Есенина, поцеловала.

Повернувшись к Ганину, тоже хотела его поцеловать, но Есенин нарочито грубо одернул Райх:

— Не вешайся на чужих мужиков, коли свой теперь есть!

— Никак не могу опомниться, Сережа! Ты мой муж?!! — счастливо засмеялась Зинаида. — Я на минуту даже не могу представить себе, как сложится наша жизнь, — прошептала она на ухо Есенину, крепко прижимаясь к нему, когда они вслед за Ганиным вошли в церковь. — Хочу иметь настоящую семью, мужа… детей!..

— Сергей! Ты меня не слышишь! — теребила его Райх, лежа рядом с Есениным.

— А?.. Что? — очнулся Есенин от воспоминаний. — Ты что сказала? Прости, я задремал… — он вновь начал ласкать ее груди, бедра…

— Нет! Нет, все! Сергей, мне пора, уже поздно. Мейерхольд уже, наверное, вернулся из театра. — Она освободилась из его объятий, собрала в охапку одежду и, подойдя к окну, положив все на стул, стала одеваться.

Напоминание о Мейерхольде окончательно «отрезвило» Есенина. Он грустно поглядел, как в тусклом свете уличного фонаря, проникающего с улицы в окно, деловито-тщательно одевалась жена Мейерхольда. На ум пришли стихи Блока:

А вслух он прочел свои: