Ирвин Шоу - Хлеб по водам

— Прости. Я больше не могу с тобой говорить. Пока! — Она отошла от телефона, искоса поглядывая на отца. А потом снова уселась перед телевизором.

Охваченный любопытством, он вошел в библиотеку:

— С кем это ты говорила, Кэролайн?

— Да ни с кем особенно, — ответила она, избегая смотреть ему в глаза.

— Разве так бывает, чтобы кто-нибудь говорил ни с кем особенно? — спросил он.

Она вздохнула, нашла на пульте дистанционного управления нужную кнопку и отключила телевизор.

— Ну, уж если так хочется знать, — сказала она, — так это был Хесус. Хесус Ромеро. Он сам мне позвонил. Я послала ему поздравительную открытку из Аризоны, а потом ее переслали из Данбери туда, где он сейчас обитает. Он пытался дозвониться нам в Данбери, и какая-то уборщица сказала ему, что мы здесь. Он просто хотел поздравить меня с наступающим Рождеством. Это что, преступление?

Стрэнд присел на диван рядом с дочерью и нежно взял ее руки в свои.

— Кэролайн, — сказал он, — нам с тобой надо кое о чем потолковать.

— Да уж, конечно, — сердито ответила Кэролайн. Или же она просто притворялась, что сердится. — К примеру, вот о чем: почему никто не сообщил мне, что Хесус в тюрьме, что его выпустили под залог, исключили из школы и что он должен предстать перед судом?

— Но откуда нам было знать, что тебя так волнует судьба этого мальчика? Нам вообще не было известно о ваших отношениях. Вплоть до самого недавнего времени.

— Да, представь, волнует. И даже очень.

— Я догадался об этом, лишь узнав о вашей переписке.

Кэролайн выдернула руки:

— И что же ты узнал об этой переписке?

— Достаточно. По крайней мере об общей, так сказать, сути. Но я не читал этих писем, нет. Не волнуйся, писем больше нет, их сожгли.

— Я и не волнуюсь, — вызывающим тоном заметила Кэролайн.

— Уцелели всего два письма. Вот они. — И Стрэнд достал из внутреннего кармана пиджака письмо от Ромеро, адресованное ему, и письмо от жены учителя биологии. Он хранил их там, опасаясь, чтобы они не попались случайно на глаза Лесли. Затем Стрэнд поднялся и протянул оба конверта дочери. Он отвернулся и все то время, что она читала письма, смотрел на океан. Затем вдруг услышал треск рвущейся бумаги и увидел, как она бросает разорванные в мелкие клочья письма в догорающий в камине огонь.

Тут Кэролайн разрыдалась и, когда Стрэнд подошел к ней, бросилась к нему в объятия.

— Ах, папа, папа! — сквозь слезы бормотала она. — Как это могло со мной случиться?.. Как только могут люди писать обо мне такие ужасные письма!

— Потому что ты была жестока и причинила им боль, — ответил Стрэнд, крепко прижимая к себе дочь и чувствуя, как все ее тело содрогается от рыданий.

— Но я просто валяла дурака, забавлялась!.. — жалобно всхлипнула она. — А большинство писем, которые написала Ромеро, просто скопировала с любовных писем одной девочки, моей соседки по комнате. И из разных отрывков из «Любовника леди Чаттерлей», и из романов Генри Миллера. Хотела казаться умной и дерзкой, думала, что он тоже будет смеяться, потому что, когда мы с девочками читали их вслух, мы очень смеялись, очень… Потом вдруг получаю от него письмо, где он пишет, что приезжает на День благодарения. И это меня испугало, потому что писал он всерьез. А старый профессор Свенсон — так он просто ходил за мной по пятам, преследовал, как какая-то больная собака. Он только и знал, что твердил: они с женой уже давно не прикасаются друг к другу. И мне стало его жалко. Я пообещала, что поеду с ним на День благодарения к его родителям. Мне просто необходимо было избавиться наконец от него и Ромеро. И тогда на День благодарения я уехала в Таксон с одним футболистом. Полный болван! Он только и знал, что пересказывать мне в мельчайших подробностях все матчи, в которых принимал участие чуть ли не с пеленок. И, о Господи, таких чудовищно скучных праздников у меня еще никогда не было!.. Вот, такая уж я у тебя стерва… — Она уже перестала рыдать и всю накопившуюся злобу и отчаяние вложила в это слово, «чудовищно», словно скука, которую довелось испытать во время уик-энда с футболистом, хотя бы отчасти смягчала вину.

Стрэнд разжал объятия, достал носовой платок и протянул ей, вытереть слезы. Хорошо, что оба эти письма сгорели, подумал он. Кэролайн подняла на него робкий взгляд:

— Я поступила очень скверно, да, папа? И ты будешь меня ругать, орать и топать ногами?..

— Наверное, я так и поступил бы, если бы считал, что крики и топот помогут. Но я вовсе не думаю, что ты совершила такой уж ужасный проступок. Мне кажется, ты поступила бездумно, а это иногда приводит к куда более скверным последствиям. Скажи, почему ты, говоря с Ромеро, повесила трубку, когда увидела меня?

— А мама знает о письмах? — спросила Кэролайн, и Стрэнд понял, что она уходит от прямого ответа на вопрос.

— Нет. И никогда не узнает, если сама будешь молчать. И все-таки скажи: почему ты сразу повесила трубку?

— Просто хотела извиниться перед ним. За то, что меня не было, когда он приехал в Аризону. И… — Тут она вскинула голову и, вызывающе глядя прямо ему в глаза, добавила: — И я пригласила его приехать сюда.

Стрэнд так и упал в кресло. Недаром он опасался, что разговор с дочерью получится нелегкий и долгий.

— Это не твой дом, Кэролайн, — сказал он, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее.

— Я же не предлагала ему остановиться здесь. Просто сказала, что мы могли бы встретиться в поселке.

— Когда?

— Он позвонит и скажет мне точно.

— С чего это вдруг тебе понадобилось видеть его?

— Да с того, что он просто очарован мной. — Казалось, само звучание этого слова, «очарован», приводит ее в восторг. — Он влюбился в меня с первого взгляда, когда мы встретились за обедом после того сумасшедшего футбольного матча, где он творил чудеса. Я сказала маме. Разве она тебе не говорила?

— Ну, наверное, несколько другими словами. А после того вечера вы с ним хоть раз встречались?

— Нет, ни разу. Только переписывались. Он так пылок, так умен…

— Да уж, — проворчал Стрэнд. — Ты права, особенно в том, что касается пылкости… Ты, кажется, говорила, он тебя пугает?

— Ну… теперь мне кажется, это только добавляет ему привлекательности. Другие мальчики, этот профессор Свенсон… — Она брезгливо сморщила носик. — Знаешь, на что они похожи? На холодное непропеченное тесто. И если Хесус согласен встречаться со мной, то я буду с ним встречаться.

— По всей вероятности, встречи эти будут проходить в тюрьме.

— В тюрьме так в тюрьме. И еще знай: я ни за что не вернусь больше в паршивый колледж, где обо мне говорят такие гадости!

— Это обсудим позже, — сказал Стрэнд. — Однако все же хотелось бы знать: есть доля истины в этих так называемых гадостях или нет?