Ирвин Шоу - Хлеб по водам

— Нет. — Стрэнд медленно опустил чашку на блюдце. — И куда же они отправились?

— Линда поехала в Нью-Йорк.

— Да, она что-то говорила об этом. Она очень беспокоится о мистере Хейзене. — Он глубоко вздохнул. — Ну а куда поехала Элеонор?

— Толком не знаю. Вчера они с мамой громко ругались и спорили, даже отправили меня вон из дома, погулять. И когда я вернулась, то увидела, что Линда с Элеонор садятся в машину. А у мамы было такое лицо, будто она недавно плакала. И еще я слышала, как она сказала Элеонор: «Тебе следовало хотя бы попрощаться с отцом!» На что Элеонор ответила: «Я все обдумала, мне до смерти надоели эти споры. Не хочу, чтобы он начал меня отговаривать. Просто передайте, что я очень люблю его. И поступая так, выполняю свой долг». Потом они уехали. Знаешь, папа, я думаю, что она вернулась в Джорджию. Это что, плохо, да?

Стрэнд вздохнул:

— Ничего хорошего.

— Я уже давно не ребенок, — сердито заметила Кэролайн. — И считаю, что имею полное право знать, что происходит.

Стрэнд взглянул на дочь. В его глазах светилась нежность.

— Ты права, — сказал он. — Полагаю, тебе действительно пора знать, что происходит в семье. Причем не только тебе, но и всем нам. Элеонор уехала из Джорджии потому, что некоторым людям не нравилось, что пишет Джузеппе в своей газете. И эти люди подложили к порогу их дома бомбу, угрожали убить Джузеппе и Элеонор, если они будут продолжать в том же духе.

— О Господи Иисусе, — пробормотала Кэролайн. Никогда прежде Стрэнд не слышал, чтобы она произносила имя Господа. — И Джузеппе, конечно, отказался уехать?

— Элеонор утверждает, что он просиживает ночи напролет без сна, с дробовиком на коленях.

Кэролайн поднесла руку ко рту и принялась грызть ногти. Она не делала этого с семи лет, когда родителям удалось переломить эту дурную привычку.

— Тогда она правильно поступила, что вернулась, — сказала Кэролайн. — Ее место рядом с мужем. Ей вообще не следовало оставлять его одного.

— Интересно, что ты скажешь и как будешь себя чувствовать, если что-то случится с твоей сестрой?

— Буду чувствовать себя ужасно, — ответила Кэролайн. — Но все равно считаю, что она поступила правильно. Послушай, папа… — Она дотронулась до руки Стрэнда. — Это какой-то несчастливый дом. Мы должны уехать отсюда. Прямо сейчас. Пока еще не слишком поздно. Ты только вдумайся, сколько страшных событий здесь произошло! Сперва ты едва не утонул, едва не умер… Потом я… попала в эту дурацкую аварию с Джорджем…

— Детка, — начал Стрэнд, — ты лжешь. Никакая то была не авария. Он избил тебя, сломал тебе нос. Ты еще хорошо отделалась, ведь он мог изнасиловать тебя.

— Откуда ты знаешь?

— У меня тоже есть свои секреты. Как и у всех людей на свете, дорогая. Провести врача тебе не удалось.

— Ну… я должна была ему сказать. Но очень просила не говорить тебе. Боялась, что ты сделаешь что-то ужасное.

— Врач все рассказал мистеру Хейзену. А уж мистер Хейзен постарался на славу — так отметелил твоего смазливого дружка!

— Что ж, он заслужил. Он говорил, что я дразню его, только, конечно, не так, более грубыми, совсем неприличными словами. Нынешние мальчишки считают, что если ты согласилась встретиться с ними хотя бы раз, то можно вытворять и говорить тебе что угодно. И знаешь, папа, — жалобно добавила она, — никто почему-то меня этому не учил.

— Ну, зато ты теперь знаешь.

— Еще как знаю! А мама, она что, тоже знает?

— Нет. Но рано или поздно узнает. Потому что я ей сообщу.

— Как хочешь. — Кэролайн передернула плечами. Голос ее звучал почти враждебно. — Ты мне лучше вот что скажи. Когда ты начал встречаться с мамой, чем вы занимались?

Стрэнд расхохотался:

— Вопрос, что называется, в лоб. И требует честного ответа. Ну что тебе сказать, детка… Я ее домогался.

— А что она?

— Она говорила: перестань. И я переставал.

— Да, времена меняются, — печально вздохнула Кэролайн. — А теперь все эти мальчишки типа Джорджа, с дорогими машинами, модными клубами и богатенькими папашами, воображают, что имеют на тебя droit de seigneur, [47] Право господина, право первой ночи (фр.). никак не меньше. Угостят сандвичем, выпивкой, сводят разок в кино, и если ты не расставляешь после этого ноги, считают тебя неотесанной крестьянкой. О, если б тогда при мне была теннисная ракетка, бедному мистеру Хейзену не пришлось бы его лупить. Этот слюнявый профессор Свенсон, он хоть по крайней мере просил. Ты даже не представляешь, папа, до чего бывает трудно разобраться в человеке! Ведь я знаю: тебе этот Джордж никогда не нравился. Почему же ты ничего мне не сказал?

— Есть вещи, которым одно поколение не в состоянии научить другое, — ответил Стрэнд. — Все путеводные карты быстро устаревают. Считай, тебе крупно повезло. Ты получила урок, и стоил он тебе всего лишь сломанного носа. Будь поосторожней с Ромеро. У него кровь куда как горячей, чем у твоего прежнего дружка Джорджа.

— Знаешь, папа, — холодно заметила Кэролайн, — ты меня разочаровал. Ты у нас, оказывается, расист.

— На этом лестном для меня определении вынужден тебя покинуть, — сказал Стрэнд и поднялся. — Мне надо поговорить с мамой. — И он вышел, а Кэролайн, с трудом удерживая слезы, налила себе вторую чашку черного кофе.

Стрэнд вошел в спальню и увидел, что Лесли сидит в халате на подоконнике и смотрит на океан. Он подошел, нежно поцеловал жену в макушку. Она подняла на него глаза и улыбнулась.

— Надеюсь, тебе лучше? — спросила она.

— О, гораздо лучше, — ответил он, присел рядом и взял ее за руку. — Только что завтракал с Кэролайн. Она рассказала об Элеонор.

Лесли кивнула:

— Я сделала все, чтобы удержать ее. Просила, чтобы она сначала поговорила с тобой. Но она отказалась.

— И это тоже знаю. От Кэролайн. Что, Элеонор говорила с Джузеппе?

Лесли отрицательно покачала головой:

— Нет, сказала, что не хочет вступать с ним в споры. Что же нам теперь делать, Аллен?

— Я знаю, что делать. Я позвоню Джузеппе. — И он подошел к телефону, что стоял на тумбочке возле постели. У аппарата имелась маленькая приставка с кнопками, с ее помощью можно было позвонить в другие комнаты дома, а также выйти на внешнюю линию связи. Стрэнд нажал на кнопку внешней связи и набрал номер Джузеппе — он уже знал его наизусть. Не успел в трубке прозвучать знакомый голос, как Стрэнд быстро сказал:

— Послушай, Джузеппе, это очень важно. Пожалуйста, не бросай трубку, не выслушав, что я скажу. Элеонор едет в Джорджию.

Секунду в трубке царило молчание. Затем Джузеппе сказал:

— Что ж, хорошие новости. — Голос у него был какой-то странный, безжизненный, выдохшийся.

— Что-то еще случилось?

— Нет, пока нет.

— Джузеппе, — все так же торопливо продолжил Стрэнд, — я хочу, чтобы ты внушил ей: она никак не может остаться. Пусть немедленно возвращается обратно.