Брет Эллис - Ампирные спальни

Рейн появляется в спортивном костюме и без макияжа, вся дерганая из-за назначенной на завтра пробы (поначалу вообще отказывалась ехать, но я сказал, что, если не приедет, все отменю), и она на голодной диете, поэтому ужинать мы не идем, а когда пытаюсь ее обнять, говорит: «Давай чуть позже», и приходится снова прибегнуть к угрозе, и потом заглушать возникшую из-за этого панику текилой «Гран-Патрон»; потом я заваливаю ее прямо на полу в офисе и ебу до беспамятства сначала там, а потом в спальне, и во всех комнатах полыхает свет, а в динамиках стереосистемы надрывается Fray, и хотя, по идее, текила должна была ее вырубить, Рейн продолжает рыдать, и от слез я завожусь еще больше. «Чувствуешь его?» — спрашиваю. «Чувствуешь его у себя внутри?» — повторяю снова и снова, выходя на коду, ощущая ее содрогания не от блаженства — от ужаса, и в квартире дубак, но когда спрашиваю, не замерзла ли, отвечает: «Какая разница». И сегодня я впервые смотрю на черный «мерседес», курсирующий по Элевадо, без страха, даже с улыбкой, как он то и дело притормаживает, давая возможность тому, кто скрывается за тонированными стеклами, получше разглядеть сквозь пальмы окна квартиры 1508 на пятнадцатом этаже. «Я же тебе помогаю», — говорю ласково, стараясь ее успокоить, но в ответ слышу что-то нечленораздельное. «Ты только о себе думаешь», — выговаривает наконец. «Ну, слушай, харэ, завязывай», — просит, когда снова лезу к ней с поцелуями, нашептывая, как она мне нравится. «Я же знаю, зачем все это», — говорит, пытаясь прикрыться полотенцем, которое я тут же срываю.

— Зачем? — шепчу, вливая в нее новую порцию текилы.

— Для твоего сценария. — Произнося это, она захлебывается от рыданий.

— Не моего, а нашего. Ты в нем соавтор, детка.

— Нет, не соавтор! — кричит, и на лице — страдальческая гримаса.

— А кто же?

— Только материал.

И, заметив наконец мигающий красным индикатор полученных сообщений в лежащем на ночном столике мобильнике Рейн, я спрашиваю (продолжая одной рукой поглаживать ее грудь, а другой — слегка стискивая горло):

— Где он?

Звонит Трент Берроуз и говорит, что хотел бы встретиться в Санта-Монике, после того как закончит ланч с клиентом в ресторане «У Майкла». Трент в костюме и сидит на одной из скамеек у входа на пирс «Санта-Моника» [81] Santa Monica Pier — по сути, небольшой парк, выступающий в океан. Открыт более ста лет назад. На нем располагаются ресторанчики и аттракционы. и, когда я подхожу, отрывается от телефона, снимает темные очки и разглядывает меня с опаской. Мимоходом бросает, что освободился раньше, чем предполагал, поскольку за ланчем неожиданно легко уговорил клиента (известного своим упрямством актера) согласиться на роль, сулящую бесчисленные выгоды как ему, так и всем заинтересованным лицам.

— Я был уверен, что не придешь, — говорит Трент.

— Почему мы не могли встретиться в ресторане? — спрашиваю.

— Не хочу, чтобы нас видели вместе, — говорит. — Зачем давать врагам такой козырь?

Идем по дощатому настилу к пирсу. Трент снова надевает темные очки.

— Никогда не думал, что буду беспокоиться о таких вещах, — говорит.

— Благодаря мне твой клиент проходит сегодня пробу, — сообщаю довольным тоном, все еще в эйфории после ночи с Рейн.

— Ага, — говорит. — Благодаря тебе.

Выдерживаю паузу.

— Я думал, ты поэтому предложил повидаться.

Поразмыслив, Трент отвечает:

— В некотором смысле.

Пустое колесо обозрения, мимо которого мы проходим, едва различимо в густом тумане — один лишь смутно угадывающийся контур, и за вычетом нескольких рыбаков-мексиканцев вокруг ни души. Рождественские украшения еще не сняли, и обмотанная гирляндами полуосыпавшаяся ель привалилась к облупленной стене зала игровых автоматов, и от ярко раскрашенной тележки с чуррос [82] Испанская сладкая выпечка в виде жареной «колбаски» из заварного теста. По вкусу и запаху напоминает пончик. тянет сладковатым запахом, и на том, что говорит Трент, мне не дают сосредоточиться другие звуки: приглушенный шум прибоя, крик низко парящих чаек, обращенный к нам оклик цыганки, предлагающей погадать по ладони, песня The Doors, исторгаемая каллиопой.

— Неужели из-за Блэр? — спрашиваю вдруг.

Трент останавливается и всматривается в меня, точно желая понять, не ослышался ли.

— Нет. Даже близко. К Блэр это не имеет никакого отношения.

Вновь бредем по дощатому настилу пирса, удаляясь от берега, и я жду, когда Трент что-нибудь скажет.

— Я сразу к делу, — наконец изрекает он, взглянув на часы. — Мне еще надо в Беверли-Хиллз до трех успеть.

Пожав плечами, сую руки в карманы пайты. В одном из карманов айфон — сжимаю его в кулаке.

— Я так понимаю, с Рейн Тернер ты закругляешься, — говорит. — У нее сегодня проба, и потом — все?

— В каком смысле «закругляюсь», Трент? — уточняю невинно.

— В смысле, прекращаешь свои разводы. — И потом, брезгливо поморщившись: — Ты же мастер разводить девушек.

— И как же я их, по-твоему, развожу, Трент? — спрашиваю, стараясь звучать благодушно и слегка насмешливо.

— Обнадеживаешь, спишь с ними, покупаешь разные вещи, морочишь голову, а когда выясняется, что не можешь выполнить своих обещаний… — Трент останавливается, снимает темные очки и недоуменно на меня смотрит. — Мне продолжать?

— Очень интересная версия.

Насмотревшись на меня, Трент возобновляет прогулку, но вскоре вновь останавливается.

— Странно, что ты их не просто… Как бы точнее выразиться?.. Кидаешь? А еще стараешься навредить, когда они тебя вычислили.

— По-моему, Меган Рейнольдс не на что жаловаться, — огрызаюсь. — По-моему, она меня использовала по полной.

— Зачем ты вообще работаешь? — спрашивает. Причем с неподдельным интересом. — Деньги у тебя вроде есть…

Отмалчиваюсь.

— В смысле, таких трат, как ты себе позволяешь, никакие сценарии не покроют, — говорит. — Разве я не прав?

Пожимаю плечами.

— Мне хватает. — И снова пожатие плеч:

— Гарантирую тебе, что Рейн Тернер роль не получит. — Трент вновь трогается с места, на ходу надевая темные очки, словно ища за ними спасения. — Я поговорил с Марком. Я поговорил с Джоном. Ты, конечно, можешь крутить ей мозги и дальше, но…

— Трент, знаешь что? Это не твое собачье дело.

— К сожалению, тут ты не совсем прав.

— Вот как? — говорю, стараясь смягчить язвительность. — Почему же?

Внезапно мы оба переключаем внимание на пьяного человека в плавках, загорелого и бородатого; энергично жестикулируя, он показывает на что-то, видимое ему одному в конце пирса. Трент снова снимает темные очки, и глаза его почему-то бегают, и он даже не пытается скрыть своего волнения, и берег, оставшийся далеко позади, словно растворился в тумане вместе со всеми звуками, и кажется, будто мы парим над водой одни, совсем одни, если не считать двух девочек-китаянок с мотком сладкой ваты, от которой они отщипывают липкие клочья.